Коллектив авторов - О ДУШЕВНЫХ БОЛЕЗНЯХ

Однажды приходит ко мне поздно вечером крестьянин моего прихода Алексей Водоложский и просит исповедовать и приобщить Св. Тайн его больную жену Агафью. Немедленно пошёл я в церковь, взял Св. Дары и вместе с ним отправился в его дом.

Избы, или по-малороссийски хаты, в той местности большею частью разделяются перегородкою на две части: в первой ставятся у них св. иконы и всё держится чисто, а во второй за перегородкой устраивается кухонная печка и подмостки вместо кровати. Больная лежала на подмостках; обратившись к ней, я сказал: «Слушай молитвы к исповеди и Св. Причащению». По окончании молитв, когда присутствующие все вышли из комнаты, я стал подходить к ней ближе: мгновенно подхватилась она, села и, устремив на меня сверкающие глаза, заскрежетала зубами, а затем неистово вскрикнула: «Зачем? Кто тебя звал? Вон уйди!» При этом сжала кулаки и готова была броситься на меня.

В первый момент какой-то огонь пробежал по всему моему организму, и я крепко смутился, но тотчас вспомнился мне рассказ отца моего, бывшего священником более сорока лет, о том, как он успокоил одного подобного больного, возложа на него дароносный крест [2]. Едва я коснулся им больной, она упала на спину и закрыла глаза. Тогда, положив дароносный крест ей на грудь, я начал громко читать молитву: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его». С больной в это время происходило поразительное явление: грудь находилась в покойном состоянии, а в руках и спине происходило такое конвульсивное движение, как будто бы эти части были совершенно отделены от груди; продолжалось это минут десять. Потом она страшно зевнула, с каким-то тяжёлым стоном, открыла глаза и слабым, едва слышным, голосом сказала:

– Батюшка, родной, это вы?

– Да, я давно уже пришёл. Ты слышала, как я читал молитвы?

– Нет, родной мой, ничего не помню.

– Что же, желаешь исповедоваться и приобщиться Св. Тайн?

– Ради Бога удостойте, я сильно хвораю.

– Перекрестись и слушай молитвы.

– Не могу руки поднять, – сказала она.

Я приподнял ей руку, и она перекрестилась; потом прочитал слова молитвы и напутствовал её. Начал было я расспрашивать, давно ли она больна, но она так ослабела, что не могла говорить, а муж её передал, что уже несколько лет, в месяц раз, страдает она головною болью, и прежде, бывало, проспит сутки и, хотя слабая, но встает и работает, а в последнее время, когда заболевает, то не спит и беспрестанно говорит о предметах не всегда понятных, а иногда произносит ругательство на того из членов семейства, кто станет молиться Богу, и даже на св. иконы.

Возвращаясь домой крайне расстроенный, я томился недоумением, что делать. Наступало время Великого поста, и я положил в душе своей служить в среду и пятницу, после Преждеосвященной литургии, молебен о страдающей от нечистого духа. Наутро, пригласив диакона, двух причетников и мужа больной, я передал им своё намерение и просил их до окончания молебна не вкушать пищи, а также внушил и всему семейству поститься в эти дни, внимая словам Спасителя: «Сей род ничем не изыдет, токмо молитвою и постом».

С первой же среды Великого поста начали служить молебное пение о немощной, обуреваемой от духа нечистого, и читать молитвы заклинания свт. Василия Великого. Жестокой бранью встретила нас больная, когда мы только стали входить в дом: свирепый взгляд, скрежетанье зубов, неистовый крик навели такой страх на всех, что входящие прятались один за другого. Причетник начал приготовлять ризы на столе, но когда она вскрикнула: «Зачем это? Кто тебя позвал? Вон прими!» – он бессознательно отскочил к другому концу стола; затем она, устремив на него дикий взгляд, начала говорить ему: «Бутылочку принес (это был елей от лампады пред иконой Божией Матери)? Я тебя не боюсь, ты клятвопреступник, ты наш! Ты обманываешь своего начальника, ты знаешь, когда Егор убил Дмитрия, ты присягал, а что ты на присяге показал? Что видел, как Егор махал палкою на собаку, и больше ничего не видел. А ведь я сам там был и помогал им ссориться!». Больная в ненормальном состоянии говорила от имени мужского: был, ходил, делал, – и простая истовая малоросска употребляла иногда вряд ли могущие! быть ей знакомыми литературные слова. Незадолго перед поступлением моим в Городище ,действительно, случилось там убийство, и причетник был привлечен к суду в качестве свидетеля. После причетник сам рассказал нам, что, действительно, он видел, как Егор бил палкой по голове Дмитрия, но на суде не показал этого, хотя и присягнул. Потом, обратившись ко мне, больная вскрикнула: «Ты для чего не велишь никому есть, хочешь голодом поморить, толкуешь – поститесь, молитесь, – я сам хоть сто лет буду поститься и поклонов сейчас положу тысячу», – при этом больная начала кланяться сидя, так шибко, что головою била о колени. Я сказал: «Ты не так молишься, надо прежде перекреститься, а потом положить поклон: перекрестись!» Крестьяне, стоявшие возле неё, мужики молодые, сильные, хотели её рукою перекрестить, но сколько ни усиливались, не могли согнуть руки её и привести к челу.

Во время пения молебна больная что-то невнятно говорила, но когда начал я читать молитвы заклинания, она страшно взволновалась, начала браниться и, вставая с постели, направилась ко мне; два мужика держали её сколько было силы, затем и третий присоединился, но не могли удержать. С мужиков пот градом валился, а она как будто без усилия двигалась, подошла ко мне так близко, что я мог положить ей на голову крест. Во время второй молитвы, которая читалась в возбужденном состоянии, с глубокою верою и сквозь слёзы, больную начало сильно трясти, и затем, зевнув с тяжёлым стоном, она опустилась на руки крестьян как мёртвая: её положили на кровать, и уже перед концом молебна она открыла глаза и, узнав меня, слабым голосом сказала: «Батюшка! Простите меня, может быть, я кого обидела, я ничего не помню!» Служение молебнов продолжалось неопустительно во всю Св. Четыредесятницу; больная иногда бывала при служении в полном сознании и усердно молилась, а большей частью находилась в ненормальном состоянии и, в этом последнем, предсказывала семейству, в какое время мы придем. «Вот уже, – говорит, – выходят из церкви, дошли до такого-то двора», – хотя видеть этого нельзя было, так как церковь находилась в стороне от дома, на расстоянии половины версты; иногда же передавала им, что делалось в церкви.

В Городище не было ещё школы, и мальчики, заучивая молитвы со слов родителей, читали их неправильно и с грубыми ошибками, почему я распорядился, чтобы после каждого служения они оставались в церкви и учили молитвы, которые диакон громко и раздельно читал им, а они все вслух повторяли за ним каждое слово. В одно время, после вечерни, больная в доме начала бранить мальчиков: