Неизвестен Автор - Автобиография монаха

Быстро подхдило время выпускных экзаменов. Это время напряжения, время страхов. Тем не менее, мой ум оставался спокойнцым. Не боясь предстоящих экзаменов, я копил такие знания, каких не было в лекционных залах. Но мне недоставало искуства Свами Пранабананды, который легко появляется в двух местах одновременно. Поэтому дилемму образования я доверил бесконечной искусности. Увы, это может показаться нелогичным. Однако рационализм человека, преданного Богу, возникает из тысячи необъяснимых свидетельств Его вмешательства и в случае серьезных затруднений.

--Хелло, Мукунда! Что-то тебя не было видно все эти дни.

Так окликнул меня мой товарищ по учению как-то днем на Гурпар Роад.

--Хелло, Нанту! Моя жизнь в качестве невидимки университета кажется привела меня в весьма затруднительное положение,--облегчил я свою душу под его дружеским взглядом.

Нанту, чрезвычайно способный студент, рассмеялся от всего сердца: мое настроение было не лишено комизма.

--Ты соверешнно неподготовлен к экзаменам!--сказал он.--По-моему, следует помочь тебе.

Эти простые слова прозвучали в моих ушах как божественное обещание; с радостью я немедленно отправился в дом моего друга. Он любезно изложил мне свои способы решения различных задач, которые, как он полагал, наиболее вероятно будут предложены экзаменатором.

--Такие вопросы--приманка, на которую попадаются многие студенты. Запомни мои ответы, и ты без труда выпутаешься.

Я ушел домой глубокой ночью, напичканый дополнительными занятиями, моля Бога, чтобы они удержались в моей голове хотя бы на несколько критических дней. Нанту натаскал меня по разным предметам; но у него не хвалило времени на курс санскрита. Я горячо напомнил Богу о Его всеведении.

На следующее утро я вышел погулять, стараясь усвоить новые знания под ритм шагов. Я свернул за угол, через поросшую сорной травой дорожку, и тут мой взгляд упал на несколько листков с каким-то текстом. Радостный прыжок--и в моих руках оказались санскритские стихи. Я отыскал панцита, прося его помочь моему спотыкающемуся переводу. Его богатый голос наполнил пространство безгранично сладостной красотой древнего языка /1/.

--Вряд ли эти мало известные стихи помогут вам на экзамене по санскриту,--скептически заметил ученый.

Но как раз знакомство именно с этим стихотворением дало мне возможность на следующий день выдержать экзамен по санскриту. Благодаря разумной помощи, которую мне оказал Нанту, я получил такие оценки, которые составили необходимый минимум для успешной сдачи экзаменов и по всем другим предметам.

Отец был рад тому, что я сдержал слово и закончил курс высшей школы. Я же изливал свою благодарность всевышнему, ибо только Его руку я усматривал в своем посещении дома Нанту и в моей прогулке по необычному месту через заброшенный переулок. Играющий Он дал мне двойное подтверждение Своего покровительства, принесшего мне спасение.

Я полистал книжку, где автор отрицал божественное вмешательство в экзаменационных залах, не не мош не усмехнуться про себя:

"Если бы я рассказал этому бедняге, что возвышенная медитация среди трупов оказалась кратчайшим путем к диплому высшей школы, каково было бы его замешательства!"

Добившись исконного, я теперь уже открыто строил планы покинуть дом. Вместе с младшим товарищем Джитендрой Мазумдаром /2/ я решил уединиться в ашрам в Бенаресе и пройти его духовную практику.

Со скорбью думал я о предстоящей разлуке со своей семьей. После смерти матери я особенно нежно привязался к младшим братьям, Сананде и Вишну, и к младшей сестре Тхаму. Я бросился в свое убежище, на маленький чердак, который был свидетелем столь многих сцен моей бурной садханы /3/. После двухчасового потока слез я почувствовал себя особенно преображенным, как бы при помощи некоего алхимического очищения. Исчезли все привязанности /4/, и решимость моя искать Бога, этого Друга из друзей, стала как гранит.

--Я обращаясь с одной последней просьбой,--сказал глубоко опечаленный отец, когда я пришел к нему за благословением.--Не покидай меня и твоих несчастных братьев и сестер!

--Уважаемый отец, как могу я словами выразить мою любовь к вам? Но моя любовь к Богу, Отцу Небесному, даровавшему мне самого лучшего отца на земле, еще более велика. Разрешите мне уйти, и когда-нибудь я вернусь с большим пониманием Божественного.

Получив неохотное согласие отца, я отправился в Бенарес, где в ашраме меня уже ждал Джитендра. Глава ашрама, молодым свами Дайаманда, очень сердечно меня приветствовал. Высокий и тонкий, с задумчивым видом и красивым лицом Будды, он произвел на меня благоприятное впечатление.

Я был рад и тому, что в моем новом жилище тоже оказался чердак, где мне удавалось уединяться в утренние и вечерние часы. Члены ашрама мало знали о практике медитации и думали, что я посвящу все свое время организационным делам. Они хвалили меня за мою послеобеденную работу в конторе.

"Не пытайся поймать Бога чересчур быстро!" Это насмешливое замечание одного из моих товарищей по ашраму преследовало меня как-то во время раннего посещения чердака. Я отправился к Дайаманде, занятому в своем небольшом святилище, окна которого выходили к Ганге.

--Свамиджи, мне непонятно, что от меня здесь требуется. Я ищу посредственного постижения Бога. Без Него меня не удовлетворит ни присоединение к ордену, ни благотворительность.

Облаченный в оранжевое одеяние священнослужитель дружески похлопал меня по плечу. Его лицо изобразило насмешливый упрек, и он обратился к немногим стоящим рядом ученикам:

--Не беспокойте Мукунду! Он усвоит наш путь.

Я вежливо скрыл свои сомнения. Ученики вышли из комнаты свами, не очень-то покоренные этим порицанием. Дайанандаджи пожелал сказать мне еще несколько слов:

--Мукунда, я вижу, что отец регулярно посылает тебе деньги. Пожалуйста, возврати их ему, здесь они тебе не нужны. Второе замечание относительно твоей дисциплины касается пищи. Даже чувствуя голод, не обращай внимания на него.

Я не знал, блестели ли мои глаза от недоедания, однако, я слишком отчетливо ощущал постоянный голод. Первый прием пищи в ашраме был твердо установлен на двенадцать часов дня. А дома я привык плотно завтракать в девять часов. И скаждым днем этот трехчасовой промежуток становился все более и более ощутимым чуть не бесконечным. Унеслись прочь годы жизни в Калькутте, когда я мог сделать замечание повару за десятиминутную отсрочку. Теперь я старался подчинить себе свой аппетит. Начав с этой целью двадцатичетырехчасовой пост, я со рвением ожидал следующего полудня.

"Поезд Дайанандаджи запаздывает, и мы не начнем еды до его прибытия!"--принес мне ужасающую новость Джитендра. В честь прибытия свами, которого не было две недели, приготовили много вкусных блюд; воздух наполнялся аппетитными ароматами. А у меня не было ничего, что я мог бы проглотить, кроме гордости за вчерашний пост.