Жан-Мари Гюстав Леклезио - Праздник заклятий. Размышления о мезоамериканской цивилизации

Перемены, последовавшие после испанской колонизации, лишь частично поколеблют это убеждение. Чичимекский мир цепляется за мистическую связь со своим золотым веком вопреки ожесточенной войне, навязанной конкистадорами. И только в новое время — когда от чичимекской культуры уже ничего не осталось — появляется образ северного индейца, жестокого кочевника, обездоленного бунтаря, противостоящего европейской цивилизации.

Восстания, то тут, то там вспыхивавшие в Новой Испании и в Новой Галисии, — среди племен акашес, зуаке, тепеуане, кора, шишиме — вплоть до пуэблос в Нью-Мексико, — предвосхитили «варварские» войны, что в XIX веке огнем и кровью захлестнут провинции Мексики.

От всего чичимекского мира нам осталось только варварство. Кончился золотой век, непокорные кочевники пустынной Америки под пером набожного Диего Муньоса превратились в «чудовищ, рожденных природой, потому что в нравах своих они столь отличаются от людей, а по уму сродни зверям» [39] Diego Muñoz . Descriptión. Mexico, 1965, p. 28. . Их нагота и доблесть не стали синонимами добродетели. Они — «desnudos», «infieles», «gandules» [40] Здесь: «оборванцы», «безбожники», «бездельники» (исп.; прим. перев.). . Их длинные волосы, их воинские обычаи, их неспособность осесть на земле и обрабатывать ее по-европейски, кажущееся отсутствие у них законов и общественных установлений делают их в глазах пришельцев врагами рода человеческого, число коих надо свести к минимуму, если не к нулю.

Миф о добродетельном и неукротимом чичимеке — предке «доброго дикаря», так любимого христианскими философами XVII и XVIII веков, — в новое время сменился мифом о варваре (будь то липан-апачи, команчи, сери, яки, папаго, кикапу, маскойя, а также майя «говорящих крестов» из Кинтана-Роо и цоцили из Чьапаса), против которого должны объединиться цивилизованные народы. Целые кампании в прессе [41] См.: J. L. Ramos, J. Chávez, A. Escobar, C. Sheridan, R. Tranquilino, T. Rojas Rabiela , El Indio en la prensa national mexicana del siglo XIX, cuader-nos de la casa Chata. Mexico, septembre 1981. в связи с «варварскими войнами», уличающие США и Англию в использовании дикарей приграничных земель для давления на противника, а также поднимающие тему ответственности крупных землевладельцев, «содержавших своих индейцев-рабочих в условиях, приближающихся к рабским», — очередное свидетельство того, сколь сложен чичимекский миф и как он постепенно врастает в систему нового гуманизма, стержнем которого стал «индианизм».

El tecolote canta, el Indio muere» — «Сова кричит, и индеец умирает».

Если эта известная во всей Латинской Америке поговорка справедлива, то сова, в большинстве индейских культур нашего времени слывущая вестницей смерти, напастей и войны, должно быть, часто кричала с тех пор, как белый человек появился на Американском континенте.

Невозможно сколько-нибудь точно определить, сколько коренных жителей во всем Новом Свете стало жертвой конкисты. Возьмем один пример. Сейчас известно, что в одной только провинции Чирики (в центральной части Панамского перешейка) количество жертв должно было достигать миллиона. Если представить себе размеры Северо-Американского континента, то это число надо бы помножить на двадцать и прибавить еще столько же убитых в южной части континента. Более сорока миллионов за полвека — такие цифры превышают по своей чудовищности все ужасы современной эпохи. Между тем эти смерти почти не оставили следов в памяти человечества.

При том, что не может быть ничего абсурднее подобного массового убийства.

Смерть во время истребительных рейдов, которым дали название «Индейские войны», когда европейцы в латах и с мушкетами выступали против племен, вооруженных только заклинаниями. Массовые убийства в ходе конкисты: мужчины, женщины и дети, повешенные на перекрестках дорог, иногда — растерзанные догами испанцев, когда тела жертвам натирали салом, чтобы возбудить свирепость псов. Но прежде всего — целые деревни, вымершие из-за эпидемий оспы, которую солдаты распространяли собственноручно, натирая тряпьем струпья больных и опуская его в колодцы и раздавая зараженную пищу. Целые народы оказывались обречены на рабский труд в рудниках, на плантациях, на оскорбления и побои от надсмотрщиков.

Примеры гибели коренного населения Америки во второй половине XVIII века общеизвестны. Это происходило и в северной, и в южной части континента. Если взять в качестве примера Мичоакан, одну из центральных провинций Мексики, то два текста, по времени совпадающих с конкистой — «Свод наблюдений» («Suma de Vistas») и «Описание Хикильпана», — отмечают, что в пойме Рио-Тепалькатепек население уменьшилось втрое; между 1530 (временем прихода Кристобаля де Олиды с войском) и 1597 годами в поселении Тингиндин количество жителей сокращается с 1308 до 362, а в городе Уруапан (бывшей летней резиденции казонци) с 2636 до 1129.

По вине таких искателей приключений, как Писарро, Альмагро, Пинсон, Коронадо или Нуньо де Гусман, порой при поддержке священнослужителей и судей, целые нации были стерты с лица земли, оставив после себя зияющие пустоты. Те, кто не вымер физически, оказались лишены традиционной культуры, морали и веры. Их, отказавшихся от борьбы за свое достоинство, оттеснили в пустынные и неплодородные земли, в горы или непролазные чащи, обрекли на судьбу отверженных дикарей.

В начале XX века в Мексике еще поговаривали об «индиос мансос» и «индиос бравос», то есть о «прирученных» и «диких» индейцах, которым противопоставляли так называемых здравомыслящих людей. Непокорных индейцев называли «варварами», они оставались вне закона. Знаменательно, что в самом тексте мексиканской Конституции 1857 года еще фигурировало право каждого штата конгрегации вести с индейцами-варварами войну на уничтожение («а fuego у а sangre»), даже не ставя о том в известность федеральные власти. Именно эта жестокая статья санкционировала истребление племен яки и опата в штате Сонора, преследование апачей генералом Кальво в штате Чиуауа, искоренение генералом Браво «говорящих крестов» майя в Кинтана-Роо в 1901 году. Политика тогдашней Мексики, направленная против индейцев, похоже, не слишком отличалась от поведения испанцев эпохи колонизации. Индеец, изначально обреченный на проигрыш, имел единственный выбор: либо покориться и работать в условиях, близких к рабству, либо восстать и сделаться «варваром», как поступили племена юго-запада: яки, пима, сери, апачи либо цоцили из штата Чьяпас и майя Кинтана-Роо, поклонявшиеся «говорящим крестам».