Иоанн Златоуст - Творения, том 8, книга 1. Толкование на Евангелие от Иоанна.

1. Что я многократно говорил, то и теперь скажу, и не перестану говорить. Что же такое? Что Иисус, намереваясь коснуться высоких догматов, нередко приспособляется к немощи слушателей и употребляет образ учения, не всегда соответствующий Его величию, но более приспособительный к ним. Учение высокое и важное, и однажды будучи высказано, достаточно может показать свое достоинство, сколько мы в состоянии слышать его, но, если о предметах более простых и близких к понятию слушателей говорит не часто, то и предметы высокие не скоро могут овладеть умом преклоненного долу слушателя. Потому–то Христос гораздо больше говорил о предметах простых, чем высоких. Но чтобы и это не причинило вреда в другом отношении, т. е., чтобы не удерживало ученика долу, Он не иначе обращается к предметам простым, как предварительно высказав причину, по которой говорит о них. Так Он сделал и в настоящем случае. Сказав о крещении и рождении, совершающемся на земле по благодати, потом намереваясь приступить к слову и о собственном рождении, неизреченном и непостижимом, Он между тем еще медлит и не приступает. Потом высказывает и причину, по которой не приступает. Какая же это причина? Грубость и немощь слушателей. На нее Он и делал намек, говоря: « если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном»? Таким образом, где Он говорит о чем–либо простом и маловажном, там это надобно относить к немощи слушателей. Некоторые говорят, что выражение: земномздесь надобно разуметь о ветре, — как бы так Он сказал: Я показал вам пример из земных вещей, но вы и тем не убеждаетесь: как же вы можете понимать предметы более возвышенные? Но если Он здесь называет земным и крещение, не удивляйся. Он называет его так или потому, что оно совершается на земле, или сравнительно со Своим страшным рождением. Наше (в крещении) рождение, хотя и есть небесное, но, в сравнении с Его истинным от существа Отчего рождением, оно — земное. И справедливо, что не сказал: вы не разумеете, но: вы не верите. Кто затрудняется и не легко принимает то, что понятно для ума, тот справедливо может подвергнуться обвинению в неразумии; но кто не принимает того, чего нельзя постигнуть разумом, а только верою, тот заслуживает обвинения уже не в неразумии, а в неверии. Таким образом, не позволяя Никодиму испытывать своим умом сказанное, Христос еще сильнее продолжает обличение его в неверии. Если же наше (духовное) рождение надлежит принимать верою, то чего заслуживают люди, испытывающие умом рождение Единородного? Но, может быть, кто–либо скажет: для чего было и говорить это, если слушатели не хотели верить? Для того, что хотя они не хотели верить, но могли принять это и получить отсюда пользу люди последующих времен. Так со всею силою поражая Никодима, Христос показывает наконец, что Он знает не только это, но и гораздо больше и выше этого, — что высказывает в последующих словах: « никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (ст. 13). Какая же, скажешь ты, здесь связь мыслей? Весьма великая и тесная связь с предыдущим. Никодим сказал: « Ты учитель, пришедший от Бога» (ст. 2); это самое теперь Христос и исправляет, как бы так говоря: не думай, что Я — такой же учитель, каковы были многие пророки, бывшие от земли; Я с неба пришел. Из пророков ни один не восходил туда, а Я там всегда пребываю. Видишь ли, как и самое, по–видимому, высокое еще слишком недостойно Его величия. Он не на небе только существует, а и везде, и все исполняет. Но Он беседует, еще снисходя к немощи слушателя, чтобы мало–помалу возвести его к вышнему. Сыном же человеческим Он здесь называет не плоть Свою, а, так сказать, всего Себя по низшему естеству [23] Т. е. по человечеству. . И обыкновенно Он называл всего Себя иногда по божеству, иногда — по человечеству. « И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому». Опять и это, по–видимому, не имеет связи с предыдущим; но (на самом деле) вполне соответствует ему. Сказав, что через крещение людям оказано величайшее благодеяние, Он приводит и причину этого, не меньшую самого благодеяния, — крест; как и Павел, беседуя с коринфянами, соединяет вместе эти благодеяния в следующих словах: « разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились» (1 Кор. 1:13)? Два эти благодеяния больше всех других показывают неизреченную любовь Господа: Он и пострадал за врагов, и, умерши за врагов, даровал в крещении всецелое прощение грехов.

2. Но почему Он не сказал прямо: я буду распят, а отослал слушателей к древнему прообразу? Этим Он научает их, во–первых, что события древние имеют соотношение с новыми, что те не чужды для этих; во–вторых, что Он шел на страдание не против воли Своей, и кроме того, что и сам Он не потерпел от того никакого вреда, и многим даровано через то спасение. Действительно, чтобы кто не сказал: как могут верующие в Распятого спастись, когда и Он сам был одержим смертью? — вот Он приводит нас к древней истории. Если иудеи спасались от смерти, взирая на медное изображение змия, то, конечно, тем большее благодеяние могут получить верующие в Распятого. Распятие совершилось не по немощи Распятого и не потому, что восторжествовали над ним иудеи, а потому, что « возлюбил Бог мир». Вот почему одушевленный Его храм подвергся распятию: « дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (ст. 15). Видишь ли причину креста и спасение, от него происшедшее? Видишь ли соответствие между прообразом и истиною? Там иудеи спасаются от смерти только временной; а здесь верующие — от смерти вечной. Там повешенный змий исцеляет от укусов змей; здесь распятый Иисус врачует уязвления духовного змия. Там взирающий телесными очами получает уврачевание; здесь взирающий очами душевными освобождается от всех грехов. Там повешена медь, изображавшая подобие змия; здесь — тело Владыки, образованное Духом. Там змий кусал, змий и врачевал; так и здесь: смерть погубила, смерть и спасла. Но змий, который погублял, имел яд, а который спасал, не имел яда; то же опять и здесь: смерть погубившая имела грех, как змий — яд, а смерть Владыки была свободна от всякого греха, как медный змий — от яда. « Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Петр. 2:22). Это тоже, что говорит и Павел: « отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою» (Колос. 2:15). Как мужественный борец, подняв противника на воздух и бросив назем, одерживает блистательную победу, так и Христос низложил супротивные силы, в виду всей вселенной, и, уврачевавши уязвляемых в пустыне, быв повешен на кресте, освободил их от всех зверей. Но Он не сказал: подобает быть повешенным, а — вознесенным. Он употребил такое выражение, которое для слушателя могло быть более благоприятно и которое ближе подходило к прообразу.