раздел сайта Православие.Ru - 1115 вопросов священнику

А.Пушкин создал собирательный образ блаженного. Работая над трагедией, он интересуется житиями и других святых юродивых. Поэт просит В.А.Жуковского: «нельзя ли мне доставить или жизнь, или житие какого-нибудь юродивого. Я напрасно искал Василия Блаженного в Четьих Минеях — а мне бы очень нужно» (ПСС, т.10, с.135). Интерес поэта к личности св. Василия Блаженного (1469–1552) понять легко. Он был очень почитаем в народе. Св. Василий в шестнадцать лет начал подвиг юродства. Был без крова и одежды. Подвергал себя великим лишениям, отягчал тело веригами. Блаженный словом и примером учил народ нравственной жизни. У него был дар прозрения. Царь Иван Васильевич Грозный чтил и боялся Блаженного, «яко провидца сердец и мыслей человеческих».

Еще один святой 16 века привлек внимание поэта — блаженный Николай Псковский. Он имел благодатные дары Святого Духа и был удостоен дара чудотворения и пророчества. В феврале 1570 года царь Иоанн Грозный, совершив страшный погром Новгорода, приближался к Пскову. Как рассказывает Псковская летопись, «прииде царь… с великою яростию, яко лев рыкая, хотя растерзати неповинныя люди и кровь многую пролитии». По совету св. Николая Псковского все жители Пскова вышли навстречу с хлебом и солью. Это лишь на время уняло ярость царя. После молебна в Троицком соборе он пожелал получить благословение у блаженного Николая, келья которого была под колокольней. Блаженный предложил царю кусок сырого мяса. «Я христианин и не ем мяса в пост», — ответил царь. — «Ты пьешь кровь человеческую», — отвечал ему святой и увещевал Грозного прекратить убийства и не грабить святыни. Не вняв его словам, царь приказал снять колокол с Троицкого собора. Тогда, по предсказанию блаженного Николая, пал лучший конь царя. Напуганный этим, царь Иоанн приказал остановить грабеж, спешно покинул вместе с опричниками Псков. Блаженный Николай скончался 28 февраля 1576 года и был погребен в Троицком соборе.

Образ юродивого Николки убеждает, что А.Пушкин смог понять духовный смысл этого тяжелого подвига. Большинство людей обращает внимание на впечатляющие особенности их образа жизни и внешний вид. При этом ускользает главное: духовная власть и сила соединяется с кажущимся для людей мира сего внешним ничтожеством (почти нагие, бездомные, не имеющие никакого положения в обществе). В Борисе Годунове это изображено весьма рельефно. Блаженный Николушка выглядит совершенно беззащитным. Его обижают даже дети. Когда в окружении бояр появляется царь, блаженный показывает над ним свою силу: Борис, Борис! Николку дети обижают… Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича. Царь беспомощно говорит: Молись за меня, бедный Николка. Однако святой ему отказывает в этом: Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит.

Поэтическая интуиция поэта дала ему возможность увидеть ещё одну важнейшую черту в личности юродивых: они в совершенстве достигли того идеала, на который указывает Спаситель: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном (Мф.18:3–4). Николку в Борисе Годунове поэт изобразил беспомощным ребенком. Он напевает песенку ( Месяц светит, Котенок плачет …). Говорит совершенно по-детски: А у меня копеечка есть. Лишившись копеечки, плачет. По контрасту изображен Мальчишка , зараженный пороками взрослых.

Юродивый в Борисе Годунове введен не для полноты изображения исторических реалий. Именно благодаря образу блаженного А.Пушкин смог создать не историко-политическую, а духовно-нравственную трагедию. Обличая царя Бориса как убийцу царевича Димитрия, блаженный Николка указывает на главную причину постигших страну бед. Царь Борис обречен — за него нельзя даже молиться. Святой открыл то, что давно мучило Бориса Годунова как страшное предчувствие: Ни власть, ни жизнь меня не веселят; Предчувствую небесный гром и горе (Царские палаты).

Работа над Борисом Годуновым неоценима с точки зрения духовного развития А.Пушкина как христианина. Мысли о Небесном Суде, о покорности Божественной воле, о муках совести ( Да, жалок тот, в ком совесть нечиста ), которые нашли выражение в Борисе Годунове, постепенно формируют мировоззрение поэта. Позже он напишет: Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества… («Путешествие из Москвы в Петербург», 1834 г.). Собственное поэтическое творчество постепенно осмысляется А.Пушкиным как духовно-нравственное служение:

Подлинной христианской настроенностью проникнуты стихотворение, написанное за несколько месяцев до смерти:

Достиг этого состояния поэт в последние три дня жизни, когда душа его очистилась и умиротворилась. «Пришел священник, исповедал и причастил его. Священник говорил мне после со слезами о нем и о благочестии, с каким он исполнил христианский долг… Данзас, желая выведать в каких чувствах умирает он к Геккерну, спросил его: не поручит ли он ему чего-нибудь?» Требую, ответил он ему, чтобы ты не мстил за мою смерть, прощаю ему и хочу умереть христианином» (П.А.Вяземский — А.Я.Булгакову, 5 февраля 1837). В.А.Жуковский: «А в эту минуту уже начался последний процесс жизни. Я стоял вместе с графом Вьельгорским у постели его, в головах; сбоку стоял Тургенев. Даль шепнул мне: «Отходит». Но мысли его были светлы. Изредка только полудремотное забытье их отуманивало. Раз он подал руку Далю и, пожимая ее, проговорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше… ну, пойдем!» Но, очнувшись, он сказал: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лечу вверх по этим книгам и полкам; высоко… и голова закружилась». Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать Далеву руку и, потянув ее, сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе». Даль, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше; и вдруг, как будто проснувшись, он быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: «Кончена жизнь». Даль, не расслышав, отвечал: «Да, кончено; мы тебя положили». — «Жизнь кончена!» — повторил он внятно и положительно… Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: «Что он?» — «Кончилось», — отвечал мне Даль. Так тихо, так таинственно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей» (В.А.Жуковский — С.Л.Пушкину, 15 февраля 1837 г.).