Герман Вук - Это Б-о-г мой

Накануне праздника Пурим начинается пост в честь Эсфири: пост этот продолжается от восхода солнца до заката. После заката солнца люди идут в синагогу. В Пурим в синагоге очень много детей. Пурим — это вечер для детей в Доме Б-га. Таким этот праздник был задуман, таким он всегда был, и таким он остался. В этот день дети ощущают свои права, и они этим пользуются. Они приходят в синагогу с флажками и трещотками, издающими невообразимый шум. После вечерней молитвы следует чтение Книги Эсфири. Начинается чтение серьезно и торжественно с благословения к чтению Свитка. Первые стихи произносятся нараспев, на особый мотив, принятый только в этот праздник. Дети заинтриговано ждут. Прочитывается первая глава, затем вторая, и наконец наступает момент, когда произносится долгожданная фраза: «После сего возвеличил царь Артаксеркс Амана, сына Амадафа…». Однако последних двух слов уже никто не слышит. Слово «Аман» вызывает свист, топот. Чтец терпеливо ждет. Шум постепенно стихает. Чтец продолжает читать и вскоре еще раз доходит до слова «Аман» Свист и топот повторяются снова. Чтение продолжается. Однако шум возобновляется все чаще. Детей это все более увлекает. В них говорит обычный инстинкт толпы; напряженная тишина во время чтения то и дело сменяется шумом при каждом повторении имени Амана. Есть в Книге Эсфири места, где имя Амана в каком-нибудь коротком абзаце встречается несколько раз. Крики и проклятия звучат, как пистолетные выстрелы. Наконец, терпение чтеца истощается: ведь невозможно читать, когда тебя каждую минуту прерывают. Он потрясает кулаками, обращаясь к детям, и бросает умоляющий взгляд на раввина. Дети, конечно, только этого и ждут: вызов принят! И до конца чтения идет безжалостная борьба между чтецом и детьми. Чтец пытается произносить имя Амана невнятно, скороговоркой, но это не помогает: несмотря ни на что, каждый раз оно вызывает крики. Наконец, отчаявшийся, сердитый, побежденный чтец, запинаясь, произносит последние стихи, и синагога снова оглашается неистовыми воплями. Несправедливо, конечно, что чтец как бы принимает на себя всю ненависть, которую вызывает Аман, но приблизительно так все это и происходит.

Так по традиции празднуется Пурим. Обычаи этот чрезвычайно живуч, и большинство американских еврейских конгрегаций, даже консервативных и реформистских, с ним хорошо знакомо. Все живые религии содержат веселые интермедии. У нас такая интермедия — Пурим.

В Пурим буйное веселье продолжается. По традиции в этот день даются мимические представления. Когда-то бродячие артисты с неизменным успехом исполняли в польских и русских деревнях пьесу об Эсфири и Амане. В наши дни дети в соответствующих костюмах и гриме разыгрывают историю Эсфири и Амана в школах. Юмор вторгается даже в уединенные кабинеты, где благочестивые евреи изучают Писание. «Тора Пурима» — это что-то вроде пародии на ученый трактат: в ней при помощи чисто талмудического метода доказывается «истинность» совершеннейших нелепостей. Эта причудливая логика доказывает несообразности по строгому талмудическому методу. В современных иешивах представления в Пурим превратились в пародийные импровизации с куплетами и музыкой. Никто из почтенных людей, ни одно почтенное учреждение не застраховано от насмешки. Деканы и раввины сами участвуют в этом буйном веселье, даже себе во вред. Пурим — это что-то вроде запасного клапана, который вместе с весельем и шутовством выпускает раздражение и нервное напряжение, накопившееся за год. Это — прекрасное время.

Но Пурим — это не только время развлечений. Пурим налагает на еврея четыре религиозные обязанности: прослушать чтение Мегилы (история Эсфири), раздать милостыню бедным, устроить веселую трапезу и сделать подарки соседям и друзьям. Последний обычай называется мишлоах манот (приношение даров): люди дарят друг другу еду и питье, которые в этот же день съедают и выпивают.

Наши предки придавали этому обычаю большое значение. Из дома в дом носили пищу, положенную на тарелки и завернутую в полотно. Следовало быть очень осторожным: стоило послать чересчур щепетильному родственнику не ту пищу или не то количество пищи, что нужно, — и он мог обидеться. Трапеза в Пурим — сеуда — начиналась в полдень и продолжалась целый день. Семья в окружении гостей начинала пить и закусывать, а потом, по мере подношений, съедала также мишлоах манот. Все двери были открыты, и гости бродили с одного пиршества на другое, из одного дома в другой. Не было среди евреев такого бедняка, которого не принимали бы с распростертыми объятиями, куда бы он ни пришел. В очень религиозных общинах этот обычай продолжает жить до сих пор. Возможно, в Соединенных Штатах его уже нельзя восстановить полностью, и это очень жаль. От нижнего Ист-Сайда в Нью-Йорке довольно далеко до фешенебельных пригородов. В нас давно уже нет того чувства еврейской общности, которое когда-то связывало жителей гетто. Мы уже не презираемое сообщество граждан второго сорта, за что мы благодарим Б-га. Но мы потеряли ощущение равенства и товарищества, которое свойственно униженным и оскорбленным.

Случайный вопрос, заданный автору о Хануке, породил эту книгу. Однако не так уж случайно, что исследование иудаизма, появившееся в Соединенных Штатах в 1959 году, начинается с Хануки — последнего из наших праздников, последнего по времени своего возникновения и последнего по количеству предписанных в этот день ритуальных действий.

Ханука — единственный Святой день, увековечивающий событие, не описанное в Танахе, единственный день, в который отмечается память о войне. Этот праздник в большей степени, чем какой-либо другой, связывает древний иудаизм и наш современный мир. По времени своего возникновения этот праздник дальше всего отстоит от Моисеева откровения. Думая о прошлом, мы прежде всего приходим к Хануке — самой близкой календарной дате.

Ханука — это праздник в честь успешного восстания евреев в эпоху Второго Храма против греков-селевкидов, наследников сирийской части развалившейся империи Александра Македонского. Восьмой из селевкидских царей, Антиох Епифан, пытался обратить иудеев в греческую веру, ибо он разделял древнее как мир и до сих пор бытующее мнение, что религиозные представляют угрозу государству. Сначала он, казалось, преуспел было в своем намерении: в 168 году до нашей эры его воины даже установили идола в Иерусалимском Храме и заставили иудейских священников принести свинью в жертву греческому идолу во дворце Соломона.

Антиох издал указ, согласно которому во всей Палестине преподавание и чтение Танаха и обрезание мальчиков объявлялись уголовным преступлением, наказанием за которое была смертная казнь. Воинство Антиоха прошло через страну, устанавливая идолов во всех деревнях и заменяя иудейских священников вероотступниками. Вначале ошеломленное и напуганное население не оказывало сопротивления. Однако все изменилось, когда священник Мататиагу из семьи Хасмонеев отказался принести жертву идолу, воздвигнутому в его родном городе Модиине, и убил человека, который собирался вместо него зарезать жертвенную свинью. Пятеро сыновей Мататиагу спасли его от разъяренных воинов Антиоха, ушли в горы и подняли там восстание. За три года повстанцам удалось изгнать греков из всей Иудеи. Таким образом, героический поступок одного решительного человека, воспротивившегося злу, изменил течение событий: от удара, нанесенного Мататиагу, зависело, возможно, все будущее иудаизма.