Герман Вук - Это Б-о-г мой

Полицейские на перекрестках были сущие юнцы: я не видел ни одного старше тридцати. В толпе, танцующей под большой цифрой «7» на главной площади, добрую треть составляли люди в военной форме. Опять же это были в основном юноши и девушки. Наиболее сильное впечатление в Израиле в тот первый день, после встречи с дедом, произвела на меня именно необыкновенная молодость израильтян. Это впечатление так и не померкло. Иногда кажется, что Израиль — это страна сплошных детей и молодежи.

Конечно, это лишь иллюзия: как и везде, в Израиле хватает стариков.. Но в молодой стране, окруженной врагами, главное — это энергия, быстрота, современное обучение. И поэтому молодежь занимает ответственные посты, вы ее найдете всюду. Когда я вышел в море на небольшом израильском военном судне, я обнаружил, что командир флотилии — это человек, который в США по возрасту мог бы быть только мичманом. Но он делал свое дело умело и уверенно. И, как я потом узнал, в одной морской стычке в 1958 году он показал себя знающим и опытным офицером.

Израиль — необыкновенно красивая страна. Об этом редко пишут в путевых заметках, ибо все внимание пишущих устремлено на описание новшеств и противоречий. На севере поднимаются горы, напоминающие Швейцарию; в центре страны лежит прибрежная равнина вроде тех, что можно увидеть в южной Калифорнии; а сухой пустынный Негев с почвой красноватого цвета и фантастическое Мертвое море — это нечто вроде того, что мы ожидаем увидеть на Марсе. Каждый раз, как я приезжаю в Израиль, я нахожу все новые и новые пейзажи, которые меня очаровывают. Из городов Израиля мой самый любимый — Хайфа: это бурлящий работой, белый город, раскинувшийся по зеленым склонам вокруг пурпурного средиземноморского залива. После Хайфы мне больше всего нравится Иерусалим; описать его торжественную магию я просто не в силах, но год за годом меня будут влечь к себе его величественные древние холмы. И, наконец, совершенно волшебны загадочные холмы Галилеи, с которых раскрываются бескрайние дали долин и голубое озеро Кинерет; и все это создает иллюзию, что Израиль — самая большая страна на свете, а вовсе не одна из самых маленьких. Если бы Израиль не привлекал к себе паломников своими святыми местами, он, несомненно, сделался бы одним из излюбленных мест туризма хотя бы только благодаря своей изумительной природе.

Я не могу себе вообразить, как чувствуют себя в стране евреев люди других религий. Во время своей первой поездки в Израиль я немало поездил по стране вместе с епископом методистской церкви из Сан-Франциско. Он был в полном восторге, он не знал усталости, и после долгого дня, проведенного в осмотре достопримечательностей, он всегда готов был еще и вечером куда-нибудь пойти. Конечно, верующему христианину Израиль должен показаться необычайно интересной страной. Но то особое чувство, которое овладевает человеком, всю жизнь принадлежавшим к национальному меньшинству и вдруг оказавшимся в стране себе подобных, — необыкновенная перемена, которая изменяет даже нервные реакции, — такое чувство может, по-моему, возникнуть лишь у еврея диаспоры, приезжающего в Израиль. Урожденные израильтяне этого понять не могут. Это сродни тому ощущению, которое возникает у человека, когда он в первый раз влюбляется, или вдруг начинает понимать Шекспира, или узнает о том, что у него родился ребенок. Потом ощущение новизны совершившегося события проходит, и человек становится таким же, каким он был раньше, — и все же не совсем таким.

Израильтяне чуть не убивают вас своим радушием, гостеприимством и демонстративной гордостью за свою страну. Вам надо обязательно увидеть и поташный завод, и цементную фабрику, и конвейер по сборке автомобилей, и больницы, и кибуцы, и серные копи, и иешивы, и техникумы, и детские сады; да, конечно, вы должны увидеть все это, и еще многое другое, и единственно чем вы можете отговориться — так разве только тем, что через несколько часов вы улетаете. И каждый вечер вас будут приглашать в гости, а поутру, чуть свет, вас повезут в Эйлат или Сдом, или на северную границу. Моя жена как-то имела неосторожность сказать парню из Министерства иностранных дел, что назавтра она никуда не поедет и ничего не станет делать, просто вымоет волосы и будет весь день сидеть на солнце. Он был совершенно потрясен.

Израильтяне — очень душевный народ. В Израиле познаешь справедливость старой поговорки: все люди — братья. Даже споры и ссоры между израильтянами носят характер семейных сцен. Людей нельзя заставить воспринимать свое правительство так же серьезно, как это делают люди в других странах: в конце концов ведь это же дядюшка Давид или братец Моше! Такое отношение ведет иногда к невероятному панибратству. Но, с другой стороны, когда стране угрожает опасность, все сражаются как кровные братья.

Если, читатель, вам кажется, что я описываю идеальную страну чудес, то вы меня неправильно поняли. Редко где можно встретить таких скептиков и циников, как в Израиле. Ленивая мудрость Леванта не обошла и Святой Земли. И на израильскую жизнь наложили несомненный отпечаток также и века, прожитые евреями в гетто, ужасы нацистских лагерей смерти, увертки и зигзаги других стран, не очень торопившихся даже после гитлеровских зверств позволить евреям жить на клочке земли, которую они теперь считают родиной, неугасимая и бессмысленная злоба арабских лидеров, метания великих держав между голо сом справедливости и голосом нефти. И под напускной дерзостью израильтян скрывается оттенок горечи, которая проистекает от сознания, что страна позарез нуждается в иммиграции и деньгах евреев диаспоры, и нужда эта еще долго не исчезнет.

Израиль — это страна, в которой последние известия, сплетни желтых газет и бульварных журналов, субтитры кинофильмов, афиши, радиореклама, деловой жаргон и вся коммерческая подноготная современного общества пользуются языком Священного Писания. Напряжение слишком велико. Когда оно прорывается, оно прорывается в цинизме. В Израиле ощущается также тот тип цинизма, который особо присущ еще странам за железным занавесом, — результат того, что люди видят, как радужные социалистические лозунги претворяются в давящее бремя бюрократии, появление привилегированных клик и непробиваемую мощь Гистадрута, на словах опирающегося на народные массы.

Эти малоутопические черты израильской жизни — неотъемлемые особенности еврейского государства на одиннадцатом году его существования; и они скрываются под той розовой картиной, которая бросается в глаза маловнимательному туристу. И все же первое впечатление в целом справедливо. Ведь то, что видит глаз, действительно существует, — быстро развивающаяся страна жаркого солнца, озелененных древних пустынь, детей более многочисленных, чем яблоки в октябре, энергичной молодежи, занятой смелыми опытами, отважной молодой армии, новых университетов и фабрик, построенных на древних холмах, цветущих долин и шумных городов. В Тель-Авиве, кажется, чуть ли не на каждом углу — книжный магазин. Таких книгочеев, таких любителей кофе и таких говорунов, как в Израиле, можно найти разве что в Париже. Водитель такси любезно и умно растолковал мне, в чем недостатки моего романа «Бунт на „Кейне“», и сделал он это не хуже, чем американские рецензенты девять лет тому назад. Вы же понимаете, я был его брат, член его семьи, и он мог говорить свободно и нелицеприятно.