Сулхан-Саба Орбелиани - Путешествие в Европу

В Константинополе с большими почестями принял его французский посол Безалур и после соответствующих переговоров отправил через Марсель в Париж.

Мэр города Марселя господин Арну принял его с почестями, «приличествующими его [С.-С. Орбелиани] происхождению и достоинству». О его прибытии во Францию срочно был извещен французский министр Турси, а сам Сулхан-Саба Орбелиани еще из Марселя пишет через папскую канцелярию в Рим: «Чтобы в нашей стране приумножилась праведная вера, лучшей мерой надо полагать, чтобы великий король Франции склонил свои старания на помощь нашему царю. И уповаю я, что святой отец наш [т. е. папа] первым пожелает благосклонно вразумить сына своего — короля Франции — и король Франции безотлагательно поможет, и тогда наш царь будет вызволен из плена. Ежели изволите соблаговолить оказать нам милость сию, то дело это очень важно для нас, о чем обязан я печься для Грузии и грузин».

20 марта С.-С. Орбелиани был принят министром короля Франции Шартрезом, а в апреле он лично предстал перед самим Людовиком XIV в Версале.

Король Франции принял грузинского дипломата с большим почетом и имел с ним длительную беседу.

Однако международная ситуация не благоприятствовала оказанию реальной поддержки Грузии со стороны Франции. И после вторичной аудиенции у французского короля, С.-С. Орбелиани, обласканный и обнадеженный одними лишь добрыми посулами, выехал из Парижа.

Неудачу дипломатической миссии Орбелиани обусловил еще тот факт, что почти одновременно с ним в Париж прибыл персидский посол Мохамед Риза-хан, которому был устроен помпезный прием, причем были приняты все меры, чтобы Мохамед Риза-хан не узнал о пребывании в Париже грузинского дипломата. Вот почему С.-С. Орбелиани даже не сумел довести до желаемого конца свою миссию. Надо полагать, что прибытие персидского посла в Париж неслучайно совпало с пребыванием там С.-С. Орбелиани. Картлийский царь Вахтанг VI вел секретную переписку со своим воспитателем и другом С. Орбелиани, а также с римским папой и французским послом. Однако для лазутчиков шахского двора это не было секретом. И вслед за отъездом Сулхана-Саба — Орбелиани во Францию был направлен Мохамед Риза-хан, чтобы сорвать миссию грузинского посла. Персидская дипломатия достигла цели тем более, что в ту пору Франция не могла ради Грузии поступиться относительно налаженными коммерческими и дипломатическими связями с Персией.

Из Франции Саба выехал в Рим, где ему были оказаны такие же почести и выданы щедрые обещания. Римский папа красноречиво заверял его: «…если даже понадобился моя кровь для блага Вахтанга и твоей страны, и ту я готов пролить ради вас». Однако реально, кроме папского благословения, ничего не получил обманутый в своих надеждах многострадальный дипломат. Политическая миссия Сулхана-Саба Орбелиани оказалась бесплодной. Но мудрый, пытливый писатель, ведя почти ежедневные записи своих наблюдений и впечатлений, создал интересный памятник литературы в дневниково-мемуарном жанре, впервые появившемся в грузинской литературе.

До сих пор мы не располагаем полным текстом «Путешествия». Дошедшая до нас часть произведения начинается с момента, когда С.-С. Орбелиани покидает пределы Франции, и завершается его возвращением на родину. Таким образом, в имеющемся тексте нет описания его пребывания во Франции, но нетрудно понять, что эти записи велись.

Сулхан-Саба часто вспоминает Францию, ее дворцы и сады, ссылается на свои же описания и сравнивает их с впечатлениями, полученными в Италии. Нередко он отмечает, что та или другая достопримечательность Парижа была им уже описана, нам же эти описания неизвестны, они не дошли до нас. В «Путешествии» мы нередко встречаемся с подобными местами: В Риме «нам показали великолепные папские сады и фонтаны, но им далеко до королевских французских». Бургундского короля «сады я также описал, подобно парижским…», «у одного вельможи в доме я видел нечто, чего не увидишь и в королевском дворце» и снова ссылается на описание Франции: «Я уже хвалил французские сады и многое другое, но это лучше у них». Совершенно ясно, что у «Путешествия» была первая половина, в которой описывалась французская действительность, но, к сожалению, этот раздел, как и многие другие памятники, стали жертвой бесчисленных исторических бедствий, обрушившихся на Грузию.

Но и дошедшая до нас часть «Путешествия» представляет собой законченный и цельный литературный памятник (в котором описана итальянская действительность), замечательное произведение мемуарного жанра.

Читателя «Путешествия» чарует авторская манера письма, тонкость и глубина наблюдений. Вне поля его зрения не остаются не только фрески замечательных римских храмов, но даже количество ступеней лестниц различных дворцов. С одинаковой скрупулезностью изучает и описывает он архитектурные детали, быт и нравы народа, постановку военного дела, политическую и культурную обстановку, причем все это делается очень обстоятельно, с большой достоверностью, в изящной, законченной форме.

Стиль письма «Путешествия в Европу» с первого взгляда торопливый и сжатый до предела, поражает своей достоверностью, точностью и лаконизмом в передаче любых впечатлений дня. В них много места отводится фактам и действиям и гораздо меньше обобщениям и отвлеченным рассуждениям.

Именно это и обусловливает несколько торопливый темп изложения, живость и динамичность ритма, чеканность и внутреннюю наполненность фразы… Для писателя материалом является слово, но он, подобно скульптору, как бы пользуется резцом и вытачивает каждую деталь в своем стиле. И все вместе окрашивается в удивительные лирические тона и приобретает эмоциональную окраску.

Чрезмерная детализация и обстоятельность повествования доходит порой до натурализма, но сглаживается поразительной лиричностью и эмоциональной живостью тона.

«Путешествие» — одна из тех книг, которые по-разному прочитываются и воспринимаются разными людьми. Каждый читатель их любит по-своему, находя в них то, что наиболее близко и понятно ему. Так и в «Путешествии» — одних чаруют воссоздаваемые автором величественные образы итальянского искусства, другие с интересом следят за подробным описанием великолепной архитектуры монастырей, многообразием картин быта и хозяйства, иные же с увлечением слушают пересказ тех легенд и сюжетных эпизодов, о которых с такой занимательностью повествует автор.

Органичное сочетание тонкой духовной организации рассказчика и лирического тона повествования с драматическими перипетиями путешествия придают произведению захватывающую силу убеждения и пробуждают искреннюю человеческую симпатию и сочувствие к убеленному сединами дипломату — верному сыну своей многострадальной родины.