Георгий Федотов - Стихи духовные

Но чаще всего перечень каритативных дел заменяется общим напоминанием о любви, в которое певец вкладывает много сдержанного чувства.

Сам Христос увещевает в «Свитке Ерусалимском»:

Поимейте, чада, вы друг друга и брат брата {165} ,

Сын - отца и мать свою,

Меньшую свою братию. (5, 121)

И Пятница назидает пустынника:

Чтобы друг друга люди возлюбили,

Братьями бы они назывались, (6, 160)

Или же, кратко и минимально, заповедь любви выражается в одном долге милостыни, любви к нищей братии:

Святой милостыни не сдавали. (5, 80)

Милостыня проходит красной чертой сквозь все формулировки морального закона. Без милостыни нельзя представить себе русского пути спасения {166} .

Особое, русско-народное выражение каритативный христианский идеал получает в социальной жизни. При всем своем историческом пессимизме народный певец обнаруживает весьма чуткую социальную совесть. Он остро чувствует неправду общественную, мирскую, классовые грехи богатых и бедных {167} . в этой сфере жизни любовь-милосердие соединяется со справедливостью в одно понятие правды. Грех против правды - это столько же жестокость, как и обман и беззаконие. Социальный грех бедных выражается в нарушении общинной справедливости, в неправедном разделе земли, в захвате чужой доли. Грешная душа кается:

Не по-праведному земли разделивала:

Я межу через межу перекладывала...

С чужой нивы земли украдывала...

Не по-праведному покосы я разделивала,

Вешку за вешку позатаркивала,

Чужую полосу позакашивала. (Вар., 146)

Здесь мы имеем не просто присвоение чужой собственности:воровство, татьба редко находят себе место в перечне грехов. Здесь грех против уравнительного мирского правопорядка, который становится особенно тяжким, когда нарушаются межи, являясь грехом и против матери-земли.

Грех богатых - в немилосердии. Привольная жизнь богача сама по себе становится грехом рядом с горькой долей бедного Лазаря {168} :

На белом она свете напьянствовалась

И тело ея белое нанежилось. (I, 49)

В очень онародненном варианте Страшного Суда Христос встречает на Суде богачей:

Что же вы, богатые,

Господа купечество...

Нищую братию

Забывали?

За ваши бы души

За грешныя

Нищие умолили. (5, 246)

Впрочем, не всякая милостыня пользует душу; неправедное богатство не спасает.

У тебя, ведь, именье неправедное,

отвергает смерть предложение Аники-воина раздать свое богатство. Или иначе:

Твоя казна не трудовая,

Твоя казна пороховая, (Вар., 123)

т.е. нажитая войной. Военное, насильственное стяжание так же претит народу, как и обманное, торговое. Вот почему заповедь милостыни часто сопровождается оговоркой:

...Милостыню воздай,

Неукрадомую, от праведного труда,

От потного лица, от желанного сердца, (6, 69-70)

Неправедные судьи, в глазах народа, не лучше жестоких богачей. В некоторых вариантах Страшного Суда образ неподкупного небесного Судии вызывает целую филиппику против земных судей:

Были у вас судьи неправедные,

Судили суды не по-праведному,

Дела делали неповеленныя,

Виноватого - ставили правым его,

А правого - ставили виноватым его,

Брали они с вас злато и сéребро,

Больше того - чистого земчуга,

Копили себе казну несчезленную,

Клали казну во сыру землю. (5, 222)

Сила этих обличений Михаила Архангела в их всеобщности. Речь идет не об одном классе дурных судей, а о земных судьях вообще: здесь отложился государственный опыт народа последних (московских и петербургских) столетий. Исчерпывают ли эти три моральных закона: теллурический {169} , ритуальный и каритативный - все содержание народной этики? Нам кажется, что можно дать на этот вопрос утвердительный ответ. Отдельные предписания аскетического характера, внушенные Церковью, еще не достаточны для того, чтобы конструировать четвертый моральный круг: этику чистоты. Конечно, в аду много места для всяких грешников; списки их бесконечны (№.№ 497-498). Мучения уготованы:

Прелюбодеям-блудникам,

Смущеникам-сводникам,

Смехотворцам, двуязычникам,

Пьяницам и корчевникам {170} ,

Плясунам и волынщикам и т.д.

И тем не менее ни нарушение чистоты (без оскорбления материнства), ни ложь (вне клеветы, т.е. преступления против любви) не останавливают внимания певца. Довольно последовательное обличение скоморохов и музыкантов отражает многовековую борьбу Церкви с представителями народного искусства. Они грешат не против чистоты - скорее против идеала церковной благопристойности. Эту группу грешников мы склонны относить к нарушителям ритуального закона.

Иначе обстоит дело с пьянством. Пьяницам посвящена не только одна строка в адском перечне, но и целый стих о Василии Великом, иначе «О Пьянице». Здесь в уста Божией Матери влагается обличительная речь против русского порока. Речь эта переходит в бытовую сатиру и своим содержанием показывает, что осуждение этого греха вытекает не из религиозных, а из жизненных мотивов. Пьянство осуждается по своим безобразным последствиям в русской бытовой обстановке.

Вне всяких стереотипных формул мы встречаем однажды энергичное осуждение жадности:

Дает нам Господь много,

Нам кажется мало:

Ничем мы не насытимся...

Очи наши - ямы,

Руки наши - грабли,

Очи завидущи,

А руки загребущи. («Пл[ач] Адамов», 6, 288)

Жадность, несомненно, глубоко противна нравственному чувству народа. Но этот порок лежит в основе социальной неправды; это грех против равенства, к которому народ столь чувствителен.

Среди адских грешников фигурируют и еретики. Не создавая для них особой амартологической группы, мы, однако, не считаем их присутствие случайным. Народ знает, за что он не любит еретиков:

Вы Божье писанье ложно читали. (5, 243)

А так как в Писании, в книгах содержится ключ к спасению,

- В книгах было вам все написано, -

то ложное толкование Писания означает угрозу для спасения многих душ.

* * *

В каком отношении стоят друг к другу три нравственных закона, которыми живет народ: закон теллурический, ритуальный, каритативный? Сам певец не видит никаких различий в их происхождении. Все предписания закона даны Христом. Все они содержатся в священных книгах, которые хранит Церковь.

У вас, де, были церкви соборныя,

А в церквáх книги уложённыя.

Часто в перечнях грехов грехи против рода, против любви и против устава следуют друг за другом без всякого видимого порядка. Можно сделать наблюдение, что в стихах, заимствующих свое содержание из апокрифов, ритуальные и теллурические предписания преобладают; в «библейских» выступают ярче каритативные, но и ритуальные занимают видное место. Среди самых тяжких, непрощаемых грехов, как мы видели, грехи против матери-земли идут впереди. Но отрицательное первенство теллурической религии необратимо: это значит, добродетели родовой религии не занимают первого места. В самом деле, единственное положительное предписание родовой религиозности - почитание родителей. Оно присутствует в большинстве моральных сводов, но редко на первом месте: