Георгий Федотов - Стихи духовные

В источнике стих читается: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас!»

В источнике: «...А я воевода небесных сил...».

В источнике: «...Таковыя злыя муки, всё ради меня!»

Сходные наблюдения ранее сделал Ф.И. Буслаев: «...по роковому убеждению наших духовных стихов, будущего на земле уже нет; а есть только одно гнетущее, тоскливое настоящее, из которого один, и уже решительный выход — безапелляционный суд, без малейших проволочек и без всяких исправительных мер. Русская фантазия, создавшая духовные стихи, не знает милосердной, исправительной тюрьмы; она не хочет на время отложить казнь и сострадательно позаботиться об исправлении грешников, потому что разумных и гуманных средств для того не указала ей действительность» ( Буслаев Ф.И. Народная поэзия..., с. 481).

По мнению Федотова, образ матери-земли в народной религиозности лишен эротических черт, характерных для культа славянского языческого божества Ярилы (см. подробнее: Fed. RR I, р. 14-15). В слове «панический» Федотов актуализирует его внутреннюю форму. («Пан как божество стихийных сил природы наводит на людей беспричинный, так называемый панический, страх...» - Мифы народов мира..., т. 2, с. 279.)

К этой мысли Федотов неоднократно возвращается в своих сочинениях. Например, в статье «Социальное значение христианства» (1933) он пишет: «Главное то, что, вероятно, благодаря славянской литургии и славянскому Евангелию, образ Христа и заповеди Его любви глубоко врезались в память и в сердце русского народа. Греша и падая, в своей жестокой и кровавой истории, русский народ не мог расстаться с этим Божественным образом. Он согревал его жизнь, смягчая человеческие отношения жалостью и прощением, уча видеть в бедном и страдающем не только брата, но и самого Христа, томя сердце жаждой иной, светлой жизни, в полноте осуществляющей заветы братской любви» (Фед. ТР, с. 41-42). Ср. в рецензии на книгу В.В. Розанова «Опавшие листья» (1930): «Любовь для Розанова - жалость и боль о человеке... Лишь погружаясь в жалость, Розанов встречается со Христом. Все еще отвращаясь от Евангелия (как аскезы), он ставит вопрос о смысле Христовой жертвы. Не Искупителя, не Победителя смерти, а страдальца и, притом, побежденного, готов принять Розанов» (Фед. ЛР, с. 303).

Комментарием к этому месту может служить следующий фрагмент из статьи Федотова «Христианская трагедия» (1950): «Фракийский Дионис, растерзанный титанами, сделался богом афинского театра... До наших дней не сохранились первоначальные формы дионисовой драмы, где являлся сам бог со своей свитой сатиров и вакхантов. дошедший до нас греческий театр выводит на сцену героев-людей, в своей жестокой судьбе повторяющих пассии Диониса. Это его маски или личины. Такова, по крайней мере, господствующая теория происхождения греческой трагедии...» (Фед. НГ, с. 224).

Федотов имеет в виду заключительную строфу стихотворения Ф.И. Тютчева «Эти бедные селенья...» (1855):

Удрученный ношей крестной,Всю тебя, земля родная,В рабском виде царь небесныйИсходил благословляя. ( Тютчев Ф.И. Лирика, М., 1965, т. 1, с. 161)

Ср. встатье Федотова «Лицо России»(1918): «Родовые начала славянского быта глубоко срослись с христианской культурой сердца в земле, которую «всю исходил Христос», и в этой светлой человечности отношений... наши величайшие люди сродни последнему мужику «темной» деревни» (Вопросы философии, 1990, № 8, с. 134).

Исправлено. У Федотова ошибочно: Истомин и Языков . Книга Истомина и Дютша (1894) в тексте обозначается Истомин I , книга Истомина и Ляпунова (1899) — Истомин II

Ефрем Сирин (IV в.) — сирийский богослов и поэт, автор священных песнопений, сочинений против еретиков, толкований на Св. Писание.

Страстотерпы — то есть претерпевшие страсти (страдания). Ср.: «Святые Борис и Глеб создали на Руси особый, не вполне литургически выявленный чин „страстотерпцев” — самый парадоксальный чин русских святых. В большинстве случаев представляется представляется невозможным говорить о вольной смерти: можно говорить лишь о непротивлении смерти. Непротивление это, повидимому, сообщает характер вольного заклания насильственной кончине и очищает закланную жертву… Замечательно, что возлюбившая страстотерпцев Русская Церковь ничем не выделила из ряда святых своих мучеников, которые в Греческой Церкви (как и в Риме) всегда занимают первое место и в литургическом, и в народном почитании… Это означает, что Русская церковь не делала различия между смертью за веру во Христа и смертью в последовании Христу, с особым почтение относясь ко второму подвигу» (Фед. СДР, с. 50).

[9] Известен ряд литературных памятников, посвященных гибели сыновей Владимира I Святославича Бориса и Глеба в 1015 г., в частности так называемое анонимное Сказания о Борисе и Глебе и «Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпца Бориса и Глеба», написанное монахом Киево-Печерского монастыря, летописцем и агиографом Нестором. На раннем этапе изучения Сказания о Борисе и Глебе предполагалось, что его автором был монах Киево-Печерского монастыря Иаков (XI в.), однако позднее эта гипотеза была отвергнута (Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI — первая половина XIV в. Л., 1987, с. 191, 401).

Исправлено условно. В источнике опечатка: XVII-XVII вв.

Исправлено. У Федотова: что.

Доксология (греч.) - в церковной практике переводится как «славословие».

По-видимому, название камня Алатыря восходит к греч. названию янтаря - ήλεκτρον, а сближение со словом «алтарь» и с кругом христианских представлений, исследованных А.Н. Веселовским, является вторичным (см.: Трубачев О.Н. Из балто-славянских этимологий // Этимология, 1978. М., 1980, с. 7-18).

Федотов не вполне точен: у А.Н. Веселовского речь идет не о «Елеонских», а о «Сионских» святынях (см.: Веселовский А.Н. Разыскания..., вып. 3. СПб., 1881, ч. 3-5, с. 7 (Сб. ОРЯС ИАН, т. 28, № 2).

Канон - особая группа христианских богослужебных песнопений, входящих в состав утрени и связуемых в одно целое единством предмета (например, прославление того или иного святого или евангельского события). Федотов неточно цитирует начало так называемого трипеснца на Великую среду (ирмос песни 2-й): «На камени мя веры утвердив, разширил еси уста моя на враги моя; возвеселибося дух мой внегда пети: несть свят, якоже Бог наш, и несть праведен паче тебе, Господи». [На камне веры утвердив меня, ты раскрыл уста мои на врагов моих; ибо дух мой возвеселился, воспевая: нет столь святого, как Бог наш, и нет праведного, кроме тебя, Господи.] ( Ловягин Е. Богослужебные каноны на славянском и русском языках. СПб., 1861, с. 275).