Джордж Макдональд - Донал Грант

— Вот привезут, тогда и увидим, — ответил хозяин, давая понять, что не слишком–то верит в наличие у этого неимущего гостя столь респектабельного багажа.

— Одна беда, — продолжал Донал. — Без башмаков мне ни в один приличный дом не показаться. Одна пара у меня в сундуке, а вторая — вот, за спиной. Только на ногах ничего нет.

— Сапожников вокруг полно, — буркнул мистер Глумм.

— Что ж, пойду оглядеться, может, и найду одного. Да, мне ещё надо повидаться с местным священником. Не скажете, где он живёт?

— Он всё равно в отъезде. Только тебе туда соваться нечего. Он человек порядочный, оборванцев не терпит. С такими, как ты, у него разговор короткий.

Хозяин постепенно приходил в себя и потому с каждой секундой становился всё высокомернее и грубее.

Донал усмехнулся. Чем больше человек доволен своим местом в мире, тем меньше его волнует, что думают о нём другие. Честолюбцам же нравится, чтобы о них думали лучше, чем они есть на самом деле. Потому–то они так злятся, когда всё происходит как раз наоборот.

— У вас, видно, тоже с оборванцами разговор короткий, — сказал он.

— Куда короче, — отозвался Глумм. — Не пристало честному человеку якшаться с нечестивцами.

— Ну, не вешать же их, бедняг! — воскликнул Донал.

— А и повесить десяток–другой — только воздух чище станет!

— За то, что у них нет крыши над головой? Что–то вы слишком круто завернули! А вдруг вам самому придётся когда–нибудь так же мыкаться по свету?

— А вот когда придётся, тогда и посмотрим… Ну что, долго ты ещё будешь мне глаза мозолить? Будешь заходить или нет?

— Больно уж неласково вы меня встречаете, — ответил Донал. — Пойду–ка я лучше пройдусь, огляжусь кругом, там и решу. Знаете, нам оборванцам можно ведь и не церемониться!

Он повернулся и зашагал прочь.

Дойдя до самого конца улицы, Донал увидел низкие ворота, открывавшие вид во двор маленького и довольно убогого домика. За воротами сидел невысокий сутулый человек, усердно зашивающий старый башмак. Золотые и багряные солнечные лучи проникали прямо к нему во дворик, ласково и радостно освещая его работу и играя розовыми и пурпурными бликами на куче дратвы, лежавшей возле его табурета. На всём белом свете Донал не смог бы отыскать сапожника, который помог бы ему лучше, чем старый Эндрю Комен. Большинство уважающих себя мастеров сочли бы ниже своего достоинства чинить такую дряхлую пару башмаков, которая висела у Донала за спиной, — особенно при виде её босоногого владельца.

— Вечер добрый, — поздоровался Донал.

— Лучше некуда, — не поднимая глаз, ответил сапожник, занятый особенно важный стежком. — Погода самая что ни на есть знатная.

— Знатная, — кивнул Донал. — Только почему–то у вас тут странно пахнет. Правда, вечер здесь, пожалуй, ни при чём, и погода тоже.

— Тут вы тоже в точку попали, — согласился сапожник. — Но погода всё ж таки при чём, потому что ветерок — вот запах–то сюда и долетает. Это из сыромятни, она тут неподалёку. Кто привык, тому даже нравится. Вы не поверите, сэр, но я сквозь этот запах даже клевер могу учуять. Конечно, кожа не для всех так сладко пахнет, как для меня. Я ж сапожник, куда мне без сыромятни! Но когда сидишь тут целыми днями с утра до вечера, поневоле научишься выискивать маленькие радости да благодарить Господа Бога. А заново узнать старое благословение — это порой даже лучше, чем увидеть новое! Вот взять хоть пару башмаков: коли старые как следует починить, так они будут ещё лучше новых.

— Так–то оно так, — сказал Донал, — только я что–то не пойму, при чём здесь благословение.

— А вот вы представьте себе, сэр, как вы надеваете старые, знакомые башмаки, которые нигде не жмут, нигде не натирают и которые вам так отменно починили, что носить — не сносить! Разве это не то же самое, что заново увидеть давнее благословение, о котором вы раньше и не думали?

С этими словами сапожник на секунду поднял своё маленькое морщинистое лицо. Его весело посверкивающие глаза встретились с глазами бывшего пастуха, и тот увидел в них родственную душу, такую же необычную и чудну`ю. Старый мастер принадлежал к извечному братству тех христиан–философов, которые внешне оторваны друг от друга на годы и неизмеримые расстояния, но внутренне единомысленны и неотделимы от себе подобных. Самобытность в таких людях трудится рука об руку с терпением, свободно и неторопливо совершая своё дело. Во взгляде сапожника Донал увидел созревшую душу, выглядывающую из своего временного жилища и готовую по первому зову кинуться в солнечный свет новой жизни. Несколько мгновений он не шевелясь смотрел на своего нового знакомого мудрыми, прозорливыми глазами. Ему показалось, что они знакомы уже много лет.

Сапожник снова поднял голову и посмотрел на него.

— Вижу, вам тоже нужна моя помощь, — сказал он, добродушно кивая на босые ноги Донала.

— Точно так, — ответил Донал. — Не успел я от дома отойти, как оторвалась подошва, но не возвращаться же? Вот и пришлось топать босиком.

— И вы, должно быть, поблагодарили Господа за давнее, но новое благословение — за то, что вы и родились, и выросли с самыми настоящими подошвами, да ещё и своими, не покупными!

— По правде говоря, — ответил Донал, — мне и в самом деле есть за что Его благодарить. Столько всего вокруг хорошего! Неудивительно, что обо многих из этих благословений я просто забываю. Но я благодарен вам за напоминание — и спасибо Господу за то, что Он дал мне крепкие ноги!

Он снял со спины мешок, развязал тесёмки и протянул развалившийся башмак сапожнику. Тот присвистнул.

— Да–а… Что называется, душа от тела отлетела, — протянул он, неспешно и деловито рассматривая башмак со всех сторон.

— Ага, — согласился Донал. — Без воскрешения, пожалуй, не обойтись.

— И шутки–то у вас, сэр, старые! Только хорошая шутка не износится, пока рядом с нею живут поэзия и правда!

«Ну, кто теперь скажет, что это не Божьих рук дело? — подумал про себя Донал. — Я–то думал, что у меня просто башмак порвался, а Господь через этот башмак дал мне такого чудного друга!»

Тем временем сапожник продолжал внимательно разглядывать башмаки.

— Может, их уже и чинить не стоит? — немного обеспокоенно спросил Донал.

— Чинить–то стоит, пока кожа стежок держит, — ответил старик. — Только вот не знаю, что мне спросить с вас за работу. Ведь дело тут не только в том, сколько у меня на это уйдёт времени. Надо ещё подумать, сколько вы эти башмаки проносите. Не могу же я брать за работу больше, чем она того стоит! Вот починю я вам башмак, возьму шиллинг, а от башмака проку всего на шесть пенсов. Да вы, как я погляжу, больше и заплатить–то мне не сможете. Нет, так нельзя! Только вот в чём загвоздка: чем дряхлее башмак и чем меньше он вам прослужит после починки, тем больше над ним приходится корпеть!