Джордж Макдональд - Донал Грант

Донал медлил. Он ещё тревожился за неё и потому не знал, что ответить.

— Видите, — продолжала она, — сейчас я зажгу свечу и попрошу вас спуститься туда вместе со мной. Если, конечно, придётся спускаться. А вдруг наоборот?

— Я готов, миледи, — решился Донал.

Она зажгла свечу и приготовилась идти.

— Может быть, лучше запереть дверь? — предложил Донал.

— Это только возбудит подозрения, — ответила она, — потому что тогда придётся запирать обе двери, и в гостиную, и в спальню. Лучше давайте снова задвинем нишу шкафом, когда сами в неё пройдём.

— Вы правы, миледи. Возьмите, пожалуйста, с собой спички.

— Конечно. Вот они.

— Тогда я пойду впереди, а вы сзади со свечой, чтобы руки у меня оставались свободными. Только постарайтесь держать свечку повыше, чтобы мне тоже было немного видно, куда я иду. Правда, я всё равно собираюсь главным образом полагаться на руки и ноги.

Арктура согласно кивнула. Приключение началось.

Для начала Донал взял у Арктуры свечу и осторожно заглянул внутрь тёмного отверстия. За ним была ещё одна стена, вдоль которой был проход, сворачивающий налево. Передав Арктуре свечу, Донал двинулся вперёд.

Арктура следовала за ним по пятам. Оказалось, что в толстой стене прорублена крутая лестница, ведущая прямо вниз, но идти по ней рядом вдвоём было невозможно.

— Положите руку мне на плечо, миледи, — сказал Донал. — Нам нужно держаться вместе. Если я вдруг упаду, стойте на месте и не двигайтесь.

Она послушалась, и они начали спускаться. Ступени были узкими и высокими, и поэтому спуск оказался весьма крутым. Пройдя ступенек тридцать–тридцать пять, они вышли в ещё один проход, который всё время заворачивал налево под прямыми углами. Он был раза в два шире лестницы, и стены его были сложены из больших, грубо обтёсанных камней, на которых не было ни единого следа извести. Проход подвёл их к массивной дубовой двери. Дверь оказалась заперта, и они увидели, что с другой стороны в ржавом замке торчит ключ.

Справа была ещё одна дверь, поменьше. Она была распахнута настежь. Они вошли в неё и, пройдя по маленькому коридорчику, вошли в место побольше.

Им даже показалось, что перед ними вообще нет стены, и несколько секунд они не решались двинуться с места, боясь упасть в невидимую пропасть. Но подняв свечку повыше и оглядевшись в её тусклом свете, они увидели, что стоят в небольшой галерее. С одной стороны она обрамлялась арками, выходящими в какое–то широкое, открытое пространство. Что это было за место, они пока не могли себе представить и знали только, что оно простирается выше и глубже того уровня, на котором они оказались. С другой стороны галереи они нащупали обыкновенную глухую стену. До сих пор они изредка переговаривались благоговейным полушёпотом, но теперь замолчали, напряжённо пытаясь разглядеть, что же кроется в непроницаемой тьме, раскинувшейся за арками галереи.

— Слышите, миледи? — прошептал Донал.

Прямо над их головами раздался знакомый мелодичный всхлип призрачной музыки, переливающийся чудными звуками, еле слышный, но всё такой же неземной. И вот что удивительно: былой страх куда–то исчез, и Арктуре показалось, что, пробравшись через запутанные, тайные ходы в тёмные и жуткие глубины земли, музыка принесла им весть о спокойной прохладной ночи и остро мерцающих звёздах из просторов настолько необъятных, что подчас они кажутся самой страшной тюрьмой на свете. Призрачные аккорды придали ей смелости, и она почувствовала прилив сил.

— Наверное, так звучали песни ангелов, когда они приходили к древним возвещать небесную радость, — мечтательно произнесла она.

Мысли Донала были не столь возвышенными. Он как раз раздумывал о материальной стороне дела.

— Наверное, мы сейчас недалеко от того места, куда спустилась наша гиря, — сказал он. — Давайте пройдём немного дальше.

И точно. Через несколько минут они наткнулись на верёвку с привязанным к ней грузом. В дальнем конце галереи обнаружился выход на новую лестницу.

Они снова зашагали вниз. Арктура держалась вполне храбро. Воздух был не таким затхлым, как они боялись, но было очень холодно и сыро. Лестница оказалась недлинной, и вскоре они вышли на площадку с ещё одной дверью.

Донал приподнял ржавую щеколду и попробовал дверь плечом. Она распахнулась, сорвавшись с петли от неожиданного толчка. За нею было ещё две ступеньки. Донал и Арктура осторожно спустились и вступили на широкий каменный пол.

Сначала Донал подумал, что они попали в подземный погреб или темницу, но тут же сообразил, что они не успели спуститься так низко. Во влажном воздухе свеча горела совсем слабо, и в её свете невозможно было разглядеть, что простирается вокруг. Донал опустил глаза на пол и в мерцающем круге света увидел белые и черные мраморные квадраты, покрытые толстым слоем пыли. Оглянувшись, он заметил неподалёку на стене что–то белое, похожее на каменную или мраморную доску, а с другой стороны возвышалось нечто вроде алтаря или гробницы.

— Так это же старая часовня замка! — приглушённо воскликнул он. — Только что это такое? — почти мгновенно добавил он, невольно изменив голос, потому что по всему его телу пробежала внезапная дрожь.

Арктура повернулась, в темноте нащупала его ладонь и судорожно её сжала.

Рядом с ними что–то стояло, но еле горящая свечка только мешала им это разглядеть. Они ещё не успели понять, что это такое, но напряжённо замерли и инстинктивно отпрянули назад, как будто на минуту ими овладела иная, незримая сила. Однако в них обоих жила живая воля, и они не поддались и не отвернулись, но заставили себя подойти поближе и посмотреть. Глаза их уже немного привыкли к темноте, и вскоре они смогли различить неясные очертания того, что стояло рядом. Они увидели, и страшная правда медленно начала проникать к ним в сознание.

Дико и нелепо, как во сне, перед ними возвышалась старинная кровать с четырьмя резными столбиками и низко подвешенным деревянным балдахином, изукрашенным по бокам затейливой резьбой. Кровать посреди часовни? Но Донал с Арктурой не пытались ни понимать, ни размышлять, а просто смотрели, ни о чём пока не думая. Донал взял из рук Арктуры свечу. С балдахина свисали большие куски ткани. Когда–то они были плотными, тяжёлыми портьерами, но теперь чудом удерживались вместе, походя скорее на тонкую, непрочную паутину, и оставались висеть, наверное, лишь потому, что стали почти невесомыми. На кровати лежало что–то тёмное, похожее то ли на скомканную ночную рубашку, то ли на простыни и одеяла, ещё не совсем истлевшие, но уже почерневшие подобно сожжённой бумаге или полусгоревшему грязному тряпью, готовому рассыпаться в пыль. В одном–двух местах виднелись даже остатки богатой вышивки, страшной, как сон об умершей любви.