Иерей Геннадий Егоров - Священное Писание Ветхого Завета. Часть 2.

Смысл пророчества о других народах еще и в том, что Бог есть Бог всей земли, и требования, которые Господь предъявляет к израильтянам, есть требования, которые Господь предъявляет ко всем людям. Взгляните, какие обвинения предъявляются народам. Идолопоклонство, неведение истинного Бога? Нет.

Немилосердие, жестокость, отсутствие братолюбия, вот что осуждает Господь. Уместно будет вспомнить осуждение израильского царя Ахава. « Так говорит Господь: на том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь » (3 Цар. 21:19).

То, что мы видим в книге пророка Амоса, исследователи иногда называют этическим универсализмом: ко всем людям предъявляются одни и те же требования правды Божией.

После пророчеств об окрестных народах начинаются пророчества об Иуде и об Израиле, причем подряд и в той же самой форме, как говорилось о Дамаске, об Аммоне, о Моаве: « за три преступления сынов Аммоновых и за четыре не пощажу их » — известный нам уже прием, который показывает не конкретное число преступлений, но исполнение их меры, за которой следует наказание. И когда речь доходит до Иудеи, то к иудеям пророк обращается теми же самыми словами, что и к язычникам: « За три преступления Иуды и за четыре не пощажу его ». Так, если можно выразиться, изящно, но и беспощадно пророк переходит к обличению Иудеи и Израиля. Он подчеркивает, что иудеи и израильтяне принципиально ничем от других народов не отличаются: « Не таковы ли, как сыны Ефиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? Говорит Господь. Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской и Филистимлян — из Кафтора, и Арамлян — из Каира? Вот, очи Господа Бога — на грешное царство, и Я истреблю его с лица земли » (Ам. 9:7–8). О многих народах промышлял Бог, и это еще не повод для превозношения. Скорее, наоборот.

Если мы посмотрим внимательно, то увидим, что язычников Господь судит не за то только, что они, скажем, притесняли иудеев, и не за то, что они были язычниками, но и за то, что они жестоко и бесчеловечно обращались друг с другом. То есть Господь их судит, так сказать, с точки зрения общечеловеческих ценностей.

Но к Иуде и к Израилю главная претензия иная. « Так говорит Господь: за три преступления Иуды и за четыре не пощажу его, потому что отвергли закон Господень и постановлений Его не сохранили, и идолы их, вслед которых ходили отцы их, совратили их с пути » (Ам. 2:4). Этим их вина усугубляется. И только затем уже говорится: « За три преступления Израиля и за четыре не пощажу его, потому что продают правого за серебро и бедного — за пару сандалий. Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных, и путь кротких извращают; даже отец и сын ходят к одной женщине, чтобы бесславить святое имя Мое. На одеждах, взятых в залог, возлежат при всяком жертвеннике, и вино, [ взыскиваемое ] с обвиненных, пьют в доме богов своих » (Ам. 2:6–8).

Книга пророка Амоса — это книга откровения, правды или праведности Божией. Это понятие обозначает, что Бог действует всегда согласно требованиям и нормам, которые определяемы Его собственной природой. Для человека правда Божия открывается, в частности, в том, что для человека установлен этический порядок, который тоже есть правда и который отвечает Божественной природе, то есть, нравственность человеческая находится в соответствии с правдой Божией, она не имеет автономного характера. Я думаю, вам известно, что никакая этическая система не имеет над человеком власти, авторитета, если она не основывается на каких-то требованиях абсолютного характера. Всякий нравственный кодекс может казаться хорошим и в таких, похожих иногда на евангельские, терминах выраженным. Но есть один тонкий момент: если нет ничего абсолютного, если нет Бога, к Которому это все восходит, то на самом деле весь этот нравственный кодекс перечеркивается смердяковским принципом: «Если Бога нет, то все дозволено». Вот, единственная, скажем, этическая норма, которая вытекает из отрицания абсолюта.

У Амоса как раз показывается то, что человеческая правда только тогда является таковой, если она оправдана Богом, причем в этом-то и заключается этический универсализм, что Бог установил нравственный закон не только для какого-то отдельного народа и не только для каких-то отдельных представителей этого народа, но для всех людей. И Израиль должен быть свидетелем этой правды перед всеми народами, о чем пророк Амос говорит так: « Только вас признал я из всех племен земли, потому и взыщу с вас за все беззакония ваши » (Ам. 3:2).

И с этой точки зрения рассматривается и сам Завет. Завет есть не привилегия израильтян, или, по крайне мере, привилегия не в том смысле, в каком они ее толковали. Эта привилегия не делала их превосходящими все остальные народы, лучше всех других народов; эта привилегия делала их более ответственными, чем все другие народы. Проблема, по-видимому, в том, что (это отчетливо просматривается в Евангелии) израильтяне, чувствуя себя народом Божиим, и понимая — им это было открыто, — что дело Божие в мире совершается именно в их народе, они постепенно стали отождествлять всякое свое дело с делом Божиим. Поэтому, ожидая конечного торжества Божия, они стали постепенно ожидать его в виде своего собственного торжества, и поэтому ожидание суда Божия, ожидание открытия Дня Господня представлялось как ожидание своей победы над врагами. Господь придет, сокрушит всех язычников и прославит Свой народ, даст им богатство, власть, силу, процветание и т. д.

Но, оказывается, что это не совсем так, и что торжество Божие не вполне соединяется с торжеством израильтян, и выглядит это здесь довольно жестоко. Господь говорит: « Горе желающим дня Господня! Для чего вам этот день Господень, он — тьма, а не свет, — то же, как если бы кто убежал от льва и попался бы ему навстречу медведь, или если бы пришел домой и оперся рукой о стену — и змея ужалила бы его. Разве день Господень, не мрак, а свет? Он — тьма, и нет в нем сияния » (Ам. 5:18–20). Господь предупреждает Израиль, что суд начнется с него.

Блаженный Феодорит дает еще одно объяснение словам пророка: «Поелику нашлись люди, воспитанные в дерзости и самоуверенности, которые оспаривали пророческие предвещания, посмеивались им, называя ложными глаголы Божии, и требуя исполнения предречений, то Владыка называет их достойными оплакивания, как вожделевающих увидеть тьму вместо света. Желающие видеть исполнение пророчеств, говорит Он, ничем не отличаются от человека, который избег от нападающего льва, но после него встречает медведя, потом, со страхом укрываясь в дом свой, в смятении, волнующем душу его, неосмотрительно опирается рукой о стену, и его угрызает лютая змея. Как этот человек увидит в тот день мрак, а не луч света, так и они в день наказания преданы будут глубокой тьме» [53, т. 29, с. 313].