Вениамин (Федченков) - На рубеже двух эпох

- Не знаете, почему я поехал с вами?

- Не знаю,

- Я хотел показать селякам, что правительственная власть тут на вашей православной стороне. Ну, а теперь никто уже не видит, и я оставляю вас.

Официально-холодно простившись со мною, он вскинул на плечо ружье, позвал свою собаку и пошел охотиться за зайцами. А я ехал и печально думал: "Право, не знаю, что лучше: такое государственное лицемерие, издевательское покровительство православию или прямое гонение?" Мне первое было противно... Не знаю, что после случилось с сеневирцами. Они и не подозревали, какую лицемерную игру провел их безбожный чех-жандарм...

Вспоминая теперь лесного старика и этого чистенького офицера, я, конечно, понимаю, что чехи несравненно выше угорских русских по внешней культуре. Но право, я, не колеблясь, предпочел бы любого из этих простецов на каком угодно посту, а не презрительных чехов. Культурны они умом, но не сердцем. Кстати, по всем большим городам Чехословакии были торговые магазины "легионеров", прошедших с адмиралом Колчаком по Сибири до Волги и откатившихся к Тихому океану назад. Но воротились они домой не пустыми, а с русским золотом. Упорные слухи ходили об этом открыто: чехи захватили в Сибири вагоны с золотом и на него-то теперь торговали. История лучше меня выяснит все это.

Еще мне осталось сказать об угорских евреях. По всей этой области их очень много. Большей частью они заняты ремеслами и, конечно, торговлей. Портные, кузнецы, слесари - все это евреи. Сохранившись вместе с карпаторусскими в складках гор и среди лесов, они носили все признаки старого еврейства: и бороды, и пейсы, и длинную одежду, и особые шляпы. Б вагонах не стеснялись, когда полагается, молиться. А в какие-то часы, когда требовался обряд омовения, они пальцами собирали с оконных стекол капельки "пота" и мазали им себя.

С населением жили взаимно мирно. Б одном прекрасном селе Лисичеве, среди чудной зелени и гор, евреи устроили мне, как архиерею, особую встречу с хлебом-солью и речью. Впечатление от них осталось доброе. Откровенно скажу, лучше, чем от культурных чехов...

Когда у меня были еще деньги, я снимал комнатку у старой, лет 60, еврейки по имени Хайка.

Она всегда была любезна со мной и даже утешала меня в горькие минуты.

- Ты сейчас, - говорила она раз, - поднимаешься на гору, и теперь тебе трудно. Но вот, когда ты взойдешь на "ровно", то есть вершину и плоскогорье, тебе будет легко...

Спасибо ей за эти милые слова.

Еще хвалилась она часто своим отцом:

- Он такой был умный, такой умный! Как никто!

Занимался он в России, правда, контрабандой, но это ничуть не казалось ей предосудительным делом.

- Один раз он нанял русского везти товар. Нужно было ехать два дня. Проехали один, а на другой день утром мой отец говорит ему: "Иван! Вот тебе деньги за два дня, но ты возвращайся домой", - и нанял другого извозчика. "Почему"? -спрашивает тот. "А вот что, Иван: целый день мы с тобой ехали, и сколько "церковь" проехали, а ты ни разу не перекрестился. Нехороший ты человек, Иван!"

Но когда она рассчитывалась со мною (перед уходом к Ивану), то просила заплатить за целый месяц, хотя я не дожил еще три дня до конца его... Но все же храню благодарную память о ней.

Через месяц после визита к нам матушки с продуктами я получил от чиновника, губернатора г. Мукачева, приглашение зайти к нему. И он, стесняясь, прочитал мне приказ чешского правительства, который начинался словами: вследствие едненя (соглашения) между сербским и чешским правительствами мне предлагается оставить пределы Чехословакии.

Причина была такая: сербы выговорили себе какие-то права для сербов у чехов, а чехи для чехов у сербов, и одним из условий сербов было удаление меня из Чехии, потому что моя церковная работа там сразу затормозила расширение сербского церковного влияния. У меня с 21 прихода скоро стало 42, а сербские 14 так и замерли на этой цифре. Сербы, не имея сил бороться со мной церковным путем, вступили на более легкий - политический. И тут, думаю, приложил свои руки Горовский.

- Сколько времени я могу пробыть в Мукачеве? - спросил я губернатора.

- 24 часа.

- Я могу выехать и через 2 часа.

Пришел к своему нищему Гавыю, и он сначала страшно поразился решению правительства, но потом уныло махнул рукой: прежде мадьяры гнали русских, а теперь чехи. Разница ему не показалась большою и удивительною. Я быстро написал послание своим священникам и просил их отнестись к моему удалению смиренно. А раньше они,

узнав стороною об этих намерениях правительства, послали коллективную телеграмму президенту Бенешу (Масарик уже умер) с тревогой по поводу слухов обо мне. Но, конечно, не получили ответа.

Наоборот, Бенеш, может быть, даже сильнее настроился против меня, увидев симпатии ко мне и селяков, и рядового духовенства.

Через два часа на вокзале меня провожал друг Иван и еще один милый священник о. К. из русских семинаристов, бывший потом белым офицером. Прекрасная активная личность, большой русский патриот.

В память своего пребывания я оставил в храме с. Русского большую древнюю икону Знамения Божией Матери (около аршина высоты). На ней два изображения: верхнее - новое, живописное, нарисованное русской художницей в Сербии, а под ним - древнее, старинной рукописной работы. Если кому-нибудь придется со временем прочитать эти строки, то прошу реставрировать древнее изображение. Эту икону, в особом полотняном мешке, я возил и носил с собою (весом она была 15-20 фунтов) по всей Карпатской Руси в благословение ею. А кроме того, католики клеветали на православных, что будто бы мы не чтим Божию Матерь... Вот бессовестные провокаторы! Когда я привозил эту икону, то верующие сразу видели униатский обман. У меня осталось на память архиерейское облачение, сотканное, сшитое и расшитое карпато-русскими женщинами по образцам, нарисованным тем же о. К., он был и художником... Прочное самотканое полотно цело и доселе, после 20-летнего употребления его. И мне хотелось бы быть похороненным в этом простом, без золота и серебра, облачении, когда придет конец.

В Праге архиепископ Савватий ничего не знал о моем выдворении. Но помочь уже не мог. Я желал бы попасть теперь на Родину, но чехи тогда были против Советского Союза и не могли хлопотать об этом. И потому, по просьбе и соглашению их, меня воротили в Сербию... Так политика давила на Церковь в "демократических странах".

Нерадостное осталось у меня впечатление о чехах. Но добро их русским студентам и профессорам не нужно забывать. А теперь, когда их освободят от Гитлера русские с союзниками, они, быть может, больше оценят Россию, но в любовь их я опасался бы верить.

Австрия, Венгрия, Германия

Австрию я видел проездом по железной дороге в вагоне и в Вене. В общем австрийцы, включая и немцев, произвели на меня впечатление мягкое и культурное. Очевидно, долгое сожительство с другими народами - венграми и славянами - в одной общей державе выработало деликатность или тактичность в обхождении.