Η. О. Лосский - Воспоминания

От 1932 до 1938 г. мы проводили летние месяцы в двух километрах от города Vysok£ Myto в местности, называемой Vinice. Мы нанимали там виллу сестер Ноэми и Юлии Иреч- ковых. У них были две прелестные виллы, полученные в наследство от отца их Герменегильда Иречка (Jfrecek), специалиста по истории права славянских народов, жившего в Вене. Ноэми, старшая из сестер, была выдающеюся пианисткою и в молодости уже давала с большим успехом концерты, но начавшийся туберкулез заставил ее прекратить эту деятельность. Особенною любовью ее пользовался Бетховен. Все сонаты его она исполняла, несмотря на свои 70 лет, с бурным темпераментом и силою. В библиотеке ее были все сочинения о Бетховене. Кроме того, у нее было много великолепных книг по истории искусства и, давая их читать нашему Борису, когда он приезжал из Парижа, она беседовала с ним, проявляя большие знания в этой области. Были также в ее библиотеке и клинические лекции по медицине. Живя в деревне, она считала необходимым иметь медицинские знания, чтобы оказывать помощь соседям. Когда однажды наш Андрей заболел, и я опасался, не началась ли у него скарлатина, Ноэми ясно и толково доказала, что мои опасения не обоснованны. Мои сочинения, переведенные на английский, немецкий и чешский языки, она прочитала и вполне усвоила сущность моей философии. Когда наш сын Борис получил французское гражданство и должен был отбывать во Франции воинскую повинность, он подвергнулся медицинскому осмотру при французском консульстве в Праге. Осматривавший его доктор чех, узнав, что летом он живет в вилле Иреч- ковых, сказал: «Ноэми Иречкова — гениальная женщина».

В 1937 г. летом состоялось в Винице венчание нашего сына Бориса с Надеждою Константиновною Георгиевою, дочерью делопроизводителя болгарского консульства в Праге Константина Георгиевича Георгиева, болгарского писателя.

В 1929 г. начался экономический кризис. Помощь русским эмигрантам стала сокращаться. Русский Юридический и Историко–Филологический факультеты закрылись. Многие видные русские ученые выехали в другие страны. В нашей семье Мария Николаевна Стоюнина лишилась половины стипендии и нам стало очень трудно жить. Большую услугу оказал нам в это время С. И. Гессен и Владимир Григорьевич Иол- лос, сын Иоллоса, убитого террористами Союза Русского Народа. Иоллос был сотрудником „Neue Ziiricher Zeitung" и приехал из Швейцарии в Чехословакию с целью написать корреспонденции об этом государстве. Когда стало известно, что он получит аудиенцию у президента Т. Масарика, Гессен попросил его сказать, беседуя с президентом, о тяжелом экономическом положении нашей семьи. Иоллос исполнил эту просьбу, и наша семья получила из Канцелярии президента пособие, 12 ООО крон. Впоследствии при содействии господина Riha, заведующего Канцеляриею президента, наша семья при жизни Масарика и его преемника Бенеша несколько раз получила пособие из того же источника. Когда экономическое положение С. Л. Франка в Германии при Гитлере стало очень тяжелым, Канцелярия президента раза два ассигновала и ему пособие. Переслать эти деньги открыто в Германию было нельзя. Поэтому г–н Riha передал деньги мне, а я, по указанию Семена Людвиговича, отправлял их в Карлсбад одному врачу, который каким‑то образом доставлял их Франку.

Живя спокойно в Праге благодаря поддержке чехословацкого правительства, я написал несколько книг и много статей. Свою гносеологию я дополнил подробным исследованием вопроса о чувственных качествах, о видах идеального бытия, об отношении абстрактно–идеального бытия к реальному, то есть к временному и пространственно–временному бытию, и учением о мистической интуиции. Все это изложено в книге «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция».

Вопрос об абстрактно–идеальном бытии решен мною следующим образом. Абстрактно–идеальное бытие, например математические идеи или идеи родов и видов, например идея лошадности не имеют творческой силы и потому не могут сами себя реализовать в пространстве и времени. Мало того, они не могут существовать сами по себе. Индивидуальные субстанциальные деятели суть носители этих идей. Обладая творческою силою, они творят события, то есть реальное бытие, сообразно тем или другим идеям. Например, субстанциальный деятель, усвоивший идею лошадности, организует свое тело и творит свою жизнь сообразно этой идее. Поскольку и другие субстанциальные деятели усваивают и реализуют эту идею, вид животных, называемых лошадью, размножается. Каждый деятель, удовлетворенный лошадиным типом жизни, реализует идею лошадности свободно и сообразно своему прошлому опыту, своим вкусам и условиям среды, творит свою жизнь с многими индивидуальными отличиями от жизни других лошадей. Таким образом возникают многие разновидности лошадей и даже в дальнейшем процессе развития новые виды животных.

Такую метафизику я называю словом идеал–реализм, разумея под этим термином учение о том, что реальное, то есть временное и пространственно–временное бытие твориться не иначе, как на основе идеального бытия. Выражая сущность своей метафизики словом идеал–реализм, я, конечно, даю определение этого термина. Философы, привыкшие обозначать словами идеализм и реализм гносеологические направления, несовместимые друг с другом, воборажают, что мой идеал–реализм есть какая‑то невероятная нелепость. Они упускают из виду мое определение этого термина, из которого следует, что я обозначаю им особый вид метафизики, а не гносеологии. В журнале „Mind“ появилась рецензия на мою „Handbuch der Logik"; рецензент говорит, что понятие «идеал–реализм» есть абсурд.

Согласно учению, разработанному мною, общее подгинено индивидуальному потому что индивидуальные деятели суть носители общих идей, свободно реализующие их. Это учение есть синтез ценных сторон средневекового реализма, то есть учения о бытии универсалий, с номинализмом, поскольку номинализм выдвигает на первый план индивидуальное единичное бытие.

В 1911 г., выработав основы гносеологии, я напечатал «Введение в теорию знания». Теперь, выработав основы метафизики, я написал введение в метафизику под заглавием «Типы мировоззрений». Из числа статей о метафизических проблемах я считаю наиболее существенными две: «Принцип наибольшей полноты бытия» и «Что не может быть создано эволюциею?». В первой из них я устанавливаю существование пар соотносительных понятий, таких, что если первое из них признать первоначальным, то на основе его можно найти в составе бытия место и для второго понятия; наоборот, если признать первоначальным второе понятие, то для первого не будет места в строении мира и таким образом состав бытия окажется обедненным. Таковы, например, понятие сплошности и прерывистости: на основе сплошности могут существовать различные виды относительной прерывистости; наоборот, от прерывистости никак нельзя прийти к сплошности.