Иоанн Кассиан - Творения

Этот порок праздности и премудрый Соломон во многом явно порицает, так говоря: кто гоняется за праздностью, тот исполнится бедности (Притч 12, 11), т. е. или видимой, или духовной, по которой всякий праз-\\161//днолюбец обязательно впутается в разные пороки и всегда будет чужд созерцания Бога, или духовного богатства, о котором блаженный апостол говорит: в Нем вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием (1 Кор 1, 5). Об этой бедности праздного в другом месте пишется так: оденется всякий сонливец в разодранную одежду и рубища (Притч 23, 21). Без сомнения, он не заслужит того, чтобы украситься той одеждою нетления, о которой апостол заповедует: да трезвимся, облекшись в броню веры и любви (1 Сол 5, 8). И Господь через пророка говорит о ней к Иерусалиму: воспрянь, воспрянь, Иерусалим, облекись в одежду красоты твоей (Ис 52, 1). Всякий, кто, будучи побежден сном празднолюбия или уныния, захочет покрыться не тщательным трудолюбием, но лохмотьями бездеятельности, отрезая их от совершенной полноты и состава Св. Писания, оденется не в одежду славы и красоты, а в бесчестное покрывало извинения своей нерадивости. Ибо расслабленные леностью, не желая содержать себя делом рук своих, которым апостол непрестанно занимался и нам заповедал заниматься, имеют обыкновение пользоваться некоторыми свидетельствами Св. Писания, которыми прикрывают свою леность; говорят, написано: старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную (Ин 6, 27). Моя пища есть творить волю Пославшего Меня (Ин 4, 34). Но эти свидетельства — как бы лоскутья от совершенной полноты евангельского чтения, которые выдираются больше для того, чтобы прикрыть бесчестье праздности и срамоты нашей, нежели для того, чтобы согреть и украсить нас той драгоценной и совершенной одеждою добродетелей, которую, как пишется в Притчах, мудрая жена, одетая крепостью и красотою, сделала себе или мужу своему, о которой также говорится: крепость и красота — одежда ее, и весело смотрит она на будущее (Притч 31, 25). Об этом недуге бездеятельности опять тот же Соломон так говорит: пути ленивого устланы тернием (Притч 15, 19), т. е. теми и подобны - \\162//ми пороками, которые происходят от праздности, как выше говорил апостол. И еще : в пожеланиях всяк ленивый (Притч 13, 4). Об этом апостол упоминал, говоря : ничего ничьего не желайте (1 Сол 4, 12). Наконец, Премудрый говорит : праздность научает многому злу (Сир 33, 28). Это апостол ясно обозначает : ничего не делают, а суетятся (2 Сол 3, 11). К этому пороку присоединил и другой : старайтесь быть спокойными (в русском — жить тихо). И потом : делать свое дело, и чтобы вы поступали благоприлично пред внешними и ничего ничьего не желали (1 Сол 4, 11, 12). А некоторых называет бесчинными и непокорными, от тех заповедует рачительным удаляться: з авещеваем вам, говорит, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас (2 Сол 3, 6).

Итак, египетские отцы, наученные этими примерами, не позволяют быть праздными монахам, особенно молодым, рачительностью к делу измеряя состояние сердца и преуспевание в терпении и смирении. Они, ни от кого ничего не принимая для себя, от своих трудов не только питают приходящих братьев и странников, но и посылают в места Ливии, бедствующие от бесплодия и голода, также и в города доставляют томящимся в грязных темницах огромное количество пищи и припасов, веруя, что таким пожертвованием от плода рук своих они приносят разумную и истинную жертву Господу.

\\163//

Оттого в этих (западных) областях мы не видим монастырей с таким множеством братьев, потому что они не поддерживаются своим трудом так, чтобы могли пребывать в монастырях постоянно; а если бы щедрость других как–нибудь и могла предоставить им достаточное пропитание, то любовь к праздности и рассеянность сердца не позволят им дольше пребывать в том месте. Потому у древних отцов в Египте составилась поговорка: работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов.

Наконец, авва Павел, опытнейший между отцами, когда, пребывая в обширной пустыне, называемой Порфирион, будучи обеспечен плодами пальм и маленьким садиком, имел достаточный материал для пищи и жизни, да и не мог заниматься для своего содержания каким–нибудь другим делом, потому что жилище его в той пустыне отстояло от городов и обитаемой земли на семь дней пути или еще дальше и больше требовалось платы за провоз, нежели можно было бы получить за готовую работу. Однако он, собрав листья пальм, постоянно требовал от самого себя ежедневного урока работы, как будто этим он должен содержаться. Когда работою целого года пещера его наполнялась, то сделанное с заботливым старанием он, разложив огонь, ежегодно сжигал. Этим он показывал, что без дела рук невозможно монаху оставаться на одном месте, а тем более достигнуть когда–нибудь верха совершенства. Так что, хотя необходимость пропитания вовсе и не требовала этого, он работал для одного лишь очищения

\\164// сердца, собранности помыслов и постоянного пребывания в келье, или для преодоления самого уныния.

Когда я, начав жить в пустыне, сказал авве Моисею [28](Ливийскому), высшему из всех старцев тамошних, что вчера я был тяжко ослаблен болезнью уныния и не мог освободиться от него иначе, как побывав у аввы Павла. Он сказал: нет, ты не освободил себя от него, но еще больше предался и поработился ему. Ибо после уныние сильнее будет нападать на тебя, как на труса и беглеца, увидев, что ты, побежденный в сражении, тотчас убежал, если ты, вступив в борьбу с ним, не захочешь сразу отражать нападения его не оставлением кельи, не погружением в сон, а научишься побеждать терпением и противоборством. Поэтому опытом доказано, что нападение уныния надо не бегством отклонять, но противоборством побеждать [29]. //

\\165//

Седьмой подвиг предлежит нам против духа тщеславия — многообразного, разновидного и тонкого, которого едва можно самыми прозорливыми глазами предвидеть и распознать.

Ибо оно не только с плотской стороны, как прочие пороки, но и с духовной искушает монаха, поражая ум самым тонким злом. Так что те, которые обольстились плотскими пороками, те сильнее уязвляются тщеславием по поводу духовных успехов, и настолько оно гибельнее при борьбе, насколько скрытнее, если хотим предостеречься от него. Нападение других страстей бывает более явно, открыто, и в каждом из них искуситель, ниспроверженный строгим прекословием, сделавшись слабее, отходит и потом слабее искушает своего победителя. А эта страсть, когда будет искушать душу с плотской стороны (например красивыми одеждами или другими внешними вещами, принадлежностями, преимуществами) и щитом пререкания будет изгнана, то опять, как разнообразное зло, переменив прежний образ и личину, под видом добродетелей старается пронзить и зарезать победителя.