Исидор Пелусиот - Письма

Но если, думая, что смерть приводит в небытие, ты грешишь безбоязненно, то неразумно обольщаешь себя, поскольку смерть, от которой по видимости увядает благородное насаждение, есть не что иное, как разлучение души и тела. Если же не веришь, то послушай Платона, который говорит: «Когда находит на человека смерть, тогда смертное его, как видится, умирает, а бессмертное, уступив смерти, отходит целым и невредимым».

339. Диакону Исидору.

На слова Писания: потребится помазание , и пр. (Дан.9:26).

Священством и царскою властью, соименник мой, устраиваются дела общественные. И хотя во многом они различаются между собою (одно есть душа, а другая — тело), но один имеют в виду конец — спасение подвластных. Посему–то, когда зарождался народ иудейский, как самое необходимое, было узаконено и долгое время продолжалось священство. А так как Иудеи, будучи плотскими и одебелевшими, взыскали и царской власти, была дана им и она, как полезная и восставляющая от падения не покорных священству.

Частью они были славны потому, что имели священство, и частью спасались потому, что была у них царская власть. А по уничтожении того и другого не осталось у них никакого способа ко спасению. Посему Пророк Даниил, намереваясь показать совершенное расстройство общественных дел у Иудеев после Креста, так что не окажется тогда у них и остатка доброй надежды, не видно будет и ожидания чего–либо лучшего, сказал: потребится помазание и суд не будет в нем , — словом помазание обозначая священство и словом суд — царскую власть и гражданское состояние.

Сказав об уничтожении священства, всего более обозначил уже он уничтожение и царской власти, и всего прочего. Потому что по совершенном прекращении главнейшего и существеннейшего не могло устоять и что–либо иное, и основанием царству служило благочестие пред Богом, которое и поставлялось в служении Богу. Однако же Пророк сказал, что и царство кончится, предрекая тем конечное уничтожение гражданской власти у иудеев и свидетельствуя о возведении всего к гораздо лучшему и божественнейшему богослужению.

340. Ему же.

На написанное в законе: нищаго да не помилуеши на суде (Исх.23:3).

Поскольку нуждающемуся требуется тот, кто подал бы ему, и судящемуся — тот, кто рассудил бы тяжбу, то законодателю угодно, чтобы нищета не дела бы разбирала, но просила. А если, оставив просьбы, она обратится к клевете, то не в праве быть помилованною на суде. Поэтому сказано: да не помилуеши нищаго на суде . Ибо должно миловать, но не судящего, а просящего. Если же вместо того, чтобы просить, нищий обвиняет, то милости должно предпочесть справедливость, потому что несправедливо нарушать справедливость.

341. Ему же.

Ни богатство, ни сила, ни дар слова, ни знатный чин или самый высокий сан, ни должность областеначальника, ни багряница, ни диадема имеющих у себя это не возвеличивают так, как добродетель и любомудрие. Почему же многие из людей восхищаются первыми и мало заботятся о последних? Потому что одни гонятся больше за мнимым, нежели за действительным, другие настоящее предпочитают тому, что будет полезно впоследствии, иные же имеют нездравое суждение о вещах, а иные не думают, будет ли что–нибудь после этой жизни, между тем как любители добродетели и ради нее самой чтут ее, и держатся ее, помышляя о будущих венцах.

342. Светлейшему Дорофею.

На сказанное Богом: в онь же аще день снесте от него (Быт.2:17).

Крайне дивлюсь и изумляюсь, почему грехолюбивые люди, непрестанно умирая, вовсе не думают, что они мертвы. Посему, как писал ты, и дает повод к вопросу сказанное первозданным: в онь же аще день снесте от этого древа, смертию умрете . Ибо злодей или человекоубийца тогда в собственном смысле умирает, когда преступает закон и совершает грех, хотя и кажется, что он жив. Он умер уже, если не на самом деле, то по определению и по справедливости, хотя и представляется не впадшим еще в сеть законов.

Но если смертью бессмертной души назовешь отшествие от нее Святого Духа (Он не обитает в теле, повинном греху), то разумей и так. Как тело живет, когда в нем душа, так и душа жива, когда в ней Божий Дух. И как по разлучении с душою тело остается мертвым, так и по отшествии Святого Духа душа утратит блаженную жизнь, не в ничто превратившись, но продолжая жить жизнью, которая хуже всякой смерти. Ибо сказано: остави мертвых погребсти своя мертвецы (Мф.8:22); и: сын мой сей мертв бе и оживе (Лк.15:24). А утверждаемое иными, что первозданные умерли до исполнения тысячи лет (написано же: един день пред Господем яко тысяща лет (2 Пет.3:8)), не безызвестно, и кажется мне вероятным и особенно доступным для людей простых.

343. Комиту Ермину.

Поскольку писал ты, что слово, лучше же сказать, если надлежит говорить правду, словцо, недавно написанное мною о том, что нет судьбы, иными расхвалено, а иными даже предпочтено другим сочинениям потрудившихся писать о том же, и просил прислать тебе его, то посылаю при сем. А ты не по слуху произноси о нем суд, но оцени, разобрав с точностью. И ежели есть в нем хорошее, возблагодари Бога. А если покажется тебе написанным недостаточно, извини человеческую немощь, которая не в силах выражаться, как бы хотелось.

344. Павлу.

На слова: иже воззрит на жену (Мф.5:28).

Поскольку от зрения рождается любовь, то Христос сказал, что без сытости услаждающий взоры есть прелюбодей, предупреждая сим не только дело, но и мысль. Да и в отношении убийства закон наказывает человекоубийцу, а Христос — даже гневающегося, потому что Он дает устав душе, а закон — только руке, и Он тем самым, что не дозволяет расти корню, предотвращает и рост ветвей. Посему, обуздывай и око, и раздражительность: первое — чтобы оно не привело тебя к прелюбодейству, а последнюю — чтобы не довела до убийства.

345. Комиту Ермину.

Не изменяйся, наилучший, по дуновению счастья, как один из толпы, но да хранит тебя постоянным для друзей любомудрие, с которым ты совоспитан. Ибо первое случается обыкновенно с людьми неблаговоспитанными и невеждами, а последнее свойственно людям весьма мудрым, в число которых вписан и ты.

346. Евдемону.

Осмелился бы я вступить в этот подвиг — воздать хвалу боголюбивому епископу Феодосию, если бы не боялся, что, сказав слабо, умалю славу принадлежащих ему доброт. Но поскольку и всякая сила слова уступает величию предмета, то справедливо осудил я себя на молчание. Хотя знаю, что, если восхваляемый имеет за себя свидетельство истины, то стяжание добродетели не потерпит ущерба от немощи говорящего о нем; ибо при избытке сего достояния не посрамляет его, но делает более видным тот, кто, изображая достоинство, своим изображением уступает самому достоинству, показывая тем, что он затмевается величием описываемых дел.