Симеон Новый Богослов - Творения и Гимны

3. Но прошу тебя сказать мне: те, которые написали о том, что сказано пред сим, откуда это узнали? Равно и тот, кто теперь пишет об этом, откуда знает то? Скажи ты, чье все это? — Конечно, говоришь, это человеческое, дело человека суть слова сии. — Но говоря так, показываешь, будто знаешь внутреннее состояние души другаго человека. А св. Павел что говорит ? — кто весть от человек яже в человеце, точию дух человека живущий в нем? (1 Кор. 2:11). Но если трудно для человека знать с точностию внутреннее человека, яко человека: то как возможно ему познать, что есть в ком божеское, т. е. те изменения и состояния, какия бывают во святых под действием созерцания Бога? С другой стороны, если слова те суть, как ты говоришь, дело человека, яко человека, то явно, что и мысли, содержащияся в тех словах, суть дело человеческое. Но то, что содержится в тех словах, не должно быть называемо мыслями (νοηματα, чем либо умозрительным), а созерцанием истинно сущаго: ибо мы говорим о том по созерцанию. Почему и сказываемое должно быть именуемо паче повествованием о созерцаемом, а не помышлением (νοημα). Помышлением должно называть думание, рождаемое в уме, по поводу какого–либо желания, или дела, еще не сделаннаго, т. е. думание о том, как сделать какое–либо добро или худо, еще не сделанное, которое из думания потом переходит и в дело, так что помышление есть начало дела, какое имеет быть совершено нами как и о Боге говорит Григорий Богослов: «вопервых, измышляет Бог небесныя силы, и мысль стала делом». — Итак удостоверься, что слова наши не о не сущем и не явленном говорят, но о том, что уже состоялось, и что от видения и созерцания сего заимствуется сказание, какое мы делаем о том; подобно тому, как, когда кто хочет например разсказывать о доме каком, или о поле, или о царском дворце, или о зрелище, надо наперед видеть и хорошо размотреть все такое, и потом уже со знанием дела разсказывать о том. Кто может сказать что сам от себя о каком либо предмете, котораго прежде не видал? И откуда ему взять сказать что либо о том, чего совсем не видал? — Да и всеконечное есть безсмыслие и невежество говорить о том, чего не видел и не знаешь. Если таким образом о видимом и земном никто не может сказать что–либо верное, не видев того своими глазами; то как можно сказывать и извещать что–либо о Боге, о божественных вещах и о святых Божиих, т. е. какого общения с Богом сподобляются святые и что это за ведение Бога, которое бывает внутри их и которое производит в сердцах их неизъяснимыя воздействия, — как можно сказать о сем что–либо тому, кто не просвещен наперед светом ведения?

Но когда слышишь о свете ведения, не думай, что это есть только ведение без света; потому что это не называется сказанием или словом ведения, но светом ведения, или ведательным светом, поколику свет сей раждает в нас ведение: ибо невозможно иным способом познать кому–либо Бога, кроме созерцания света, посылаемаго от сего самаго света (т. е. Бога). Как тот, кто разсказывает другим о какой–либо стране, или каком человеке, разсказывает то, что видел и что знает, а те, которые слушают его, не могут по одному слуху познать того человека или ту страну так, как знает их видевший и разсказывающий: так и о небесном Иерусалиме, о Боге, невидимо в нем обитающем, о пресветлой славе лица Его, о действии и силе Святаго Духа, т. е. света, никто ничего не может сказать вернаго, если не увидит наперед умными очами души своей сего света и не познает точно осияния и действия его внутри себя самого. Тот же, кто слышит из Божественнаго Писания о тех, кои видели Бога благодатию Св. Духа и говорят о Боге, тому одному научается, что видит написанным в Писании, почему не может сказать о себе, чтобы познал Бога чрез одно слышание написаннаго. Ибо как можно познать того, кого не видишь? Если не можем мы чрез одно видение познать человека, котораго видим, то как возможно нам познать Бога чрез один слух? Свет есть Бог, и созерцание Его есть как свет; почему чрез узрение света бывает первое ведение, которым познается, что есть Бог.

Как в отношении к человеку, о коем сначала слышит кто, а потом видит его, бывает, что слышавший тогда лишь, когда уже увидит его, познает, что это тот самый человек, о коем он слышал, — или даже и этим способом не может он удостовериться в сказанном, потому что, сколько бы ни говорил тебе кто о другом, не можешь ты, увидев его, по одному этому слуху познать и увериться, что это тот самый человек, о коем ты слышал, но колеблешься и спрашиваешь или его самого, или другаго кого, кто его знает, и тогда удостоверяешься, что это тот самый: так точно бывает и в отношении к Богу, что когда увидит кто Бога, Ему явившагося, то видит свет и видя его дивится, но не узнает тотчас, кто есть тот, кто явился ему, и не осмеливается вопросить Его: ибо как ему спрашивать Его, когда не может очей своих поднять, чтоб получше разсмотреть, что это такое, но смотрит с великим страхом на стопы того, кто явился, зная лишь, что есть кто–то явившийся ему? Но если близко от него находится тот, кто прежде сказывал ему, что видел Бога, то идет к нему и говорит: о, отче! я видел то, о чем ты говорил мне. Тот спрашивает его: что ты видел, чадо мое? Видел я, отче, свет некий сладчайший; но что это была за сладость, не могу выразить. Когда говорит он это, сердце его трепещет от радости и ликует, и пламенеет любовию к тому, кто явился ему. Потом опять начинает он говорить со многими теплыми слезами: как явился мне, отче, свет оный, тотчас исчезла келлия моя, исчез мир, отбегши, как кажется, от лица того, кто явился мне, и остался я один со светом оным, — и не знаю, отче, в теле ли я был там тогда, или вне тела; тогда не понимал я, был ли облечен в это тело и носил ли его; впрочем сознавал, что я существую и что есть во мне неизреченная радость, и любовь и пламенение сердца великое, и слезы рекою текли у меня, как и теперь текут, как видишь. Тот говорит ему в ответ: это Тот, о коем я говорил тебе; — и с этим словом тотчас опять узревает Его. — С сего времени более и более очищается он, и очищаясь приемлет дерзновение и спрашивает самого явившагося, говоря: ты — Бог мой? Тот отвечает: я Бог, соделавшийся человеком для тебя, чтоб и тебя сделать богом, — и вот, как видишь, сделал и буду делать. Если таким образом пребудет он в плаче и слезах, и в смиренном к Богу припадании, то начинает мало–по–малу более познавать, яже суть Божия, и, достигнув сего, уразумевать волю Божию святую, угодную и совершенную. Ибо если не узрит кто Бога, то не может и познать Его; а если не познает Его, не может познать и святую волю Его.

4. Когда приходит таким образом человек в большую меру совершенства и наиболее приближается к Богу, тогда из того, что совершает в нем Бог, познает он и то, что совершал Он и во всех прежних святых, и что имеет совершать в последующих, — познает также, просвещаем будучи от самого Бога, что это за венцы и что за воздаяния, какие имеют получить святые в другой жизни, удостоверяясь, что они превосходят всякий ум и всякое слово человеческое, — познает еще и то, какими имеют стать после общаго воскресения как он, так и все святые. Всего сего чаемаго святые не получают однакож в настоящей жизни (хотя некоторые злословят, будто я говорю, что святые все получают здесь). Ибо если положить, что они здесь получают все блага Божии, то, по слову их, следует отрещись и самаго воскресения мертвых, и суда и воздаяния, и самоохотно отвергнуть упование будущих благ. Но я не только не имею такого мудрования и не говорю так, но напротив анафематствую и тех, которые говорят это. Я говорю и исповедую, что в настоящей жизни святые в некоей только мере получают залоги будущих благ, все же обетованное вполне имеют они, уповаю я, получить после смерти (и общаго воскресения), как говорит божественный Павел: ныне разумею отчасти. Егда же приидет совершенное, тогда еже отчасти упразднится (1 Кор. 13:12, 10); и Иоанн Богослов: ныне чада Божии есмы, и не у явися, что будем: вемы же, яко, егда явится, подобни ему будем (1 Иоан. 3:2). Продолжу теперь свою речь вопросоответно, и некако спрошу сказавшаго сие: о возлюбленне и друже Христов! скажи мне, откуда знаешь ты, что имеешь быть подобен Богу? От Духа, говорит, котораго Он дал нам, — от сего познаем, что мы чада Божии есмы и сам Христос в нас есть. Он сам сказал мне сие таинственным гласом (1 Иоан: 3:24).