Симеон Новый Богослов - Творения и Гимны

Вопрос : но почему же первый и вторый образы внимания и молитвы не могут доставить сего?

Ответ . Потому что мы не так употребляем их, как следует. Св. Иоанн Лествичник, уподобляя сии образы, какбы лествице некоей о четырех ступенях, говорит: иные укрощают страсти и смиряются; иные поют, т. е. молятся устами; иные упражняются в умной молитве; иные восходят в созерцание. Которые берутся восходить по сим ступеням, не начинают с верхних, чтоб нисходить к нижним, а от нижних идут к верхним, — ступают на первую, потом на вторую, далее на третью и наконец на четвертую. И вот каким образом может, кто желает, подняться от земли и взойти на небо: во–первых нужно подвизаться умом и укротить страсти, во вторых, упражняться в псалмопении, т. е. молиться устами, потому что когда умалятся страсти, тогда молитва уже естественно доставляет удовольствие и сладость даже языку и вменяется в благоугодную пред Богом, в третьих, молиться умно, — и в четвертых, восходить в созерцание. Первое свойственно новоначальным, второе — преуспевающим, третье — подходящим к последним степеням преуспеяния, а четвертое — совершенным.

Итак, начало не другое какое есть, как умаление и укрощение страстей; а оне не другим каким способом умаляются в душе, как хранением сердца и вниманием: ибо, как говорит Господь наш, от сердца исходят помышления злыя, которыя сквернят человека; там и потребны внимание и хранение. Когда же страсти, посредством сопротивления им сердца, усмирятся совсем, тогда ум приходит к возжеланию Бога и ищет содружиться с Ним, для чего умножает молитву и в ней преимущественно проводит время. От сего возжелания Бога и молитвы ум делается сильным и прогоняет все помыслы, которые вращаются вокруг, чтоб войти в сердце, поражая их молитвою. И тогда бывает брань, — с великим шумом возстают злые демоны и посредством страстей производят мятеж и бурю в сердце; но именем Иисуса Христа все сие потребляется и разливается, как воск в огне. Однакож и быв изгнаны и вышед из сердца, они не успокоиваются, но опять покушаются возмутить ум совне чрез чувства; впрочем ум и тут очень скоро возстановляет в себе и начинает чувствовать тишину, обычно в нем бывающую, потому что они не имеют силы возмущать самую глубину ума, а возмущают только поверхность его. Но совсем избавиться от брани и не быть боримым злыми демонами, ум все еще не может. Это — достояние совершенных, — тех, которые всецело отрешаются от всего и непрестанно пребывают во внимании сердечном.

Итак, кто проходит все сие по чину, каждое в свое время, тот может, после того как очистится сердце его от страстей, всецело весь и вдаваться в псалмопение, и противоборствовать помыслам, и на небо воззревать чувственными очами или созерцать его очами души умственными, и молиться чисто воистину, как подобает.

Впрочем воззревать на небо чувственными очами надо, сколько можно, реже, страха ради злых, в воздухе находящихся, демонов, которые потому и называются духами воздушными, многоразличныя прелести производящими на воздухе, — и нам надлежит быть внимательными. Бог одного от нас требует, того, чтоб сердце наше было очищаемо посредством внимания. А затем будет, по слову Апостола: «если корень свят, то явно святы и ветви, и плод» (Рим. 11:16). Если же кто не в таком порядке, как мы сказали, станет возводить очи свои и ум свой на небо, и воображать что либо мысленное, то он увидит мечтания, что–нибудь ложное, а не истинное, по той причине, что сердце его нечисто. Так первый и второй образ внимания и молитвы, как мы не раз говорили, не приводят человека в преуспеяние. Почему, как желая построить дом, мы не кровлю прежде возлагаем, а после полагаем основание, потому что так нельзя, но прежде кладем основание, потом строим дом, и тогда уже возлагаем кровлю: так надлежит нам поступать и в отношении к духовному: прежде положим основание, т. е. станем хранить сердце и изгоним из него страсти, потом построим духовный дом, т. е. прогоним мятеж, воздвигаемый в нас злыми духами посредством внешних чувств и навыкнем пресекать сию брань, как можно скорее, и тогда же возложим и кровлю, т. е. совершенное отрешение от всего, чтоб всецело предаться Богу, — и тем закончим духовный дом свой во Христе Боге, Коему слава во веки. Аминь.

Братия мои возлюбленные, послушайте слов моих, с радостию примите совет мой, который даю я вам на благо вам, и со всяким усердием постарайтесь исполнить то малое, что скажу в общую для меня и для вас пользу: ибо исполняя то, что кажется малым, мало по малу преуспеваем, восходим к большему и делаемся совершенными во Христе мужами. Цель же слова моего такая:

По выходе из церкви, не разсеявайтесь умом своим по суетным и безполезным вещам, чтобы диавол, пришедши и нашедши вас занятыми такою суетою, не похитил тотчас из сердец ваших памятования слышанных вами в церкви душеполезных словес, как птицы расхищают семена пшеницы, трудолюбно посеянныя на поле, но еще не сокрытыя в землю, — и вы опять не остались пустыми от спасительнаго учения. Но кто имеет какое либо рукоделие, или другое какое послушание, иди к рукоделию своему, или на послушание свое, поникши взором в землю и себе внимая. Сидя же за рукоделием, или исполняя послушание, говори самому себе: Увы мне бедному! Сколько времени прожил я, носясь умом туда и сюда, предаваясь суете, празднословию и смехам! Горе мне! Чего ради так непотребствую? Чего ради так осуечаюсь? Слушаю Божественныя Писания, но даже доселе не дал им принесть мне пользу, какую обычно приносить им. Какой плод принесла мне настоящая жизнь? Столько и столько уже лет прошло жизни моей — и кто знает, доживу ли до–завтра? Столько лет ел я и пил, наполнял чрево мое яствами, винами и всякими сластями, украшался светлыми одеждами, предавался утехам и веселию во вред душе своей; столько и столько наживая денег, тратил их на пустыя и ничтожныя вещи, часто ходил в бани, намащался драгоценными мастями, ездил на дорого–убранных конях, давал много–расходные обеды, завидовал ближнему своему, осуждал, падал в плотские грехи, присвоял чужое, лгал, между тем широкий имел круг друзей и знаемых, и славное себе стяжал имя в мире сем, ложился на мягких постелях, всячески упокоевая сие земное тело мое и спал без меры. — Что из всего этого принесло мне доселе какую либо пользу? И какую имеет принести пользу в час смерти? Если Бог, имеющий власть всякой плоти, повелит мне завтра умереть, поистине никакой не принесет мне пользы все сие. Позабочусь же наконец хотя последние дни жизни моей не провести в суете, но отныне положу начало своему исправлению, оставлю все худыя дела свои и, как велят святые отцы, стану делать противоположныя им дела добрыя: вместо многоядения стану поститься, и притом так много, чтоб от поста и говорить с кем либо не иметь силы: утесню чрево свое алчбою и жаждою, и тогда конечно сам собою укротится и неукротимый язык мой, тогда поникнет голова, насупится взор, печалию покроется лице, и я избавлюсь от неудержимой продерзости в словах и движениях, и от парения помыслов, и легко пресеку злой навык носиться умом туда и сюда, шутить и смеяться; одеваться стану в одежды смиренныя, а прежния, многоценныя и светлыя, раздам бедным, раздам им и все деньги, которыя имею в руках. Какая мне нужда заботиться теперь об этом, когда я решаюсь всего себя посвятить Богу, питающему всех? Не стану более ездить на конях и мулах, отрекусь от друзей и сродников; ибо кто любит другаго кого паче Христа, тот недостоин Его, как говорит сам Он. Не буду более ходить в бани, не стану спать на мягких постелях, и буду со всем желанием ложиться на землю, где сухо и жестко, чтоб против воли поменьше спать, располагая себя к такому лишению то убеждением, что, если и умру, не потерплю вреда, то помышлением: да разве я достоин жить? Если стану так поступать, то легко буду пробуждаться в полночь и, припадая к Богу, горько оплакивать грешную душу свою, взывая к Нему со слезами и воздыханиями: