Ганс Кюнг - Христианский вызов

Никакая дискуссия не может скрыть факт, что Иисус был на стороне бедных, плачущих, голодных, безуспешных, безвластных, незначительных. Богатых, собирающих сокровища, которые могут уничтожить ржавчина и моль и могут похитить воры, и прилепляющих свое сердце к богатству со всей их скупостью, он приводит в качестве устрашающего примера. Успех, социальное восхождение не значат для него ничего: возвышающий себя будет уничижен — и наоборот. Иисусу чужды люди, которые в уверенности и безопасности сковали себя преходящими благами этого мира. Человек должен принять решение, он не может иметь двух богов. Там, где богатство встает между Богом и человеком, где человек служит деньгам и делает деньги идолом, там звучат слова «горе богатым», которые Лука, вероятно, сам противопоставляет словам о блаженстве бедных. Предупреждение Иисуса в высшей степени ясно: скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем богач войдет в Царство Божье. Все искусственные попытки смягчения (вместо «игольного ушка» — небольшие ворота, вместо «верблюда» — канат) ничем не помогают: богатство в высшей степени опасно для спасения. В бедности нет ничего плохого. Иисус принципиально становится на сторону бедных.

Несмотря на все это, Иисус не пропагандирует отчуждение богатства, своего рода «диктатуру пролетариата». Он требует не мести эксплуататорам, экспроприации экспроприаторов и угнетения угнетателей, но мира и отказа от силы. Он не требует, как монастырь в Кумране, отдавать имущество общине. Отказывающийся от имения не должен передавать его в имущество общины, но отдать бедным. Однако он не требовал от всех своих последователей отказа от собственности. И здесь, как мы уже видели, не идет речи о законе! Многие его последователи (Петр, Левий, Мария и Марфа) имели свои дома. Иисус одобряет то, что Закхей раздает лишь половину своего имущества. То, что Иисус потребовал от богатого юноши для следования за ним, он не требовал, в общем, и жестко от каждого в любой ситуации. Конечно, желавший следовать за ним должен был необходимым образом оставить все за своей спиной, но в любом случае нужно было на что?то жить. За счет чего вообще существовали Иисус и его ученики во время своей жизни странников? Евангелия не делают из этого тайны: благодаря поддержке имущих из числа своих последователей и особенно последовательниц! Иногда он принимал приглашение от богатых фарисеев и от богатых мытарей. Только Лука идеализирует задним числом отношения в первохристианской общине и обосновывает их с помощью ригористически усиленных им самим (как показывает сравнение с Марком и Матфеем) слов Иисуса против всякого имущества. В действительности же и первохристианская община не знала всеобщего отказа от имущества.

Иисус не был экономически наивным экзальтированным человеком, который делал из нужды добродетель и религиозно приукрашивал бедность: нужда учит не только молиться, но и проклинать. Иисус не приукрашивает бедность, как и болезнь; он не дает опиума. Бедность, страдание, голод — это бедствие, а не блаженство. Он не провозглашает восторженную духовность, которая подавляет мысли о несправедливости или дешево утешает обещаниями посмертного воздаяния. С другой стороны, он не был фанатичным революционером, который насильственно за одну ночь желает уничтожить нищету — чаще всего, чтобы создать на ее месте новую. Он не выражает ненависти в адрес богачей, пусть даже и таких жестоких, как на тогдашнем Востоке. Он не был одним из тех насильственных благодетелей народа, которые только далее раскручивают спираль насилия и ответного насилия, вместо того чтобы разорвать ее. Конечно, он никоим образом не был согласен с существующими общественными отношениями. Однако он рассматривает окончательное решение совершенно иначе. Он взывает к бедным, страдающим, голодным посреди их бедствия: «спасение вам», «блаженны, счастливы вы!»

Счастье бедных, счастье несчастных? Блаженства нельзя понимать как общие правила, понятные каждому, действенные повсюду и во все времена: как если бы любая бедность, любое страдание, любое бедствие автоматически гарантировало достижение неба и даже неба на земле! Их следует понимать как обещание: обетование, которое исполняется для того, кто не только нейтрально слушает его, но доверительно усваивает. Для такого человека будущее Бога уже вторгается в его жизнь, уже сейчас оно приносит утешение, наследие, удовлетворение. Куда бы он ни пришел, Бог уже прежде находится там. В доверии этому предсуществующему Богу его ситуация изменяется уже сейчас: уже сейчас он может жить иначе, он становится способным к новому действию, к безграничной готовности помочь без мысли о престиже и зависти тем, кто имеет больше. Любовь означает не просто пассивное ожидание.

Именно поскольку верующий наперед знает о своем Боге, он может активно действовать и одновременно во всей активности и вовлеченности достигать поразительно невозмутимой беззаботности: беззаботности, которая — подобно небесным птицам и полевым лилиям, — доверяя заботливому Богу и взирая на радостное будущее, не думает о пище и одежде, как и вообще о завтрашнем дне. Эта «простая» жизнь особенно импонировала в Иисусе Генри Миллеру (Miller). Конечно, тогда в стране и в эпоху Иисуса, ввиду аграрной культуры и климата, нужда в одежде была невелика, жилищный вопрос не стоял остро, пропитание в случае нужды можно было найти на поле. Поэтому можно было практически жить на подножном корму и молиться: хлеб наш насущный дай нам днесь! Именно так пытались подражать этим словам Франциск Ассизский и его первые братья.

Однако все же надо понимать текст шире, как у Матфея, речь идет о требовании, обращенном к каждому человеку, даже если он не рассчитывает на скорый конец мира: бедность «духом» как основная установка простоты и доверия, скромной непритязательности и доверительной беззаботности!

Вопреки всякой притязательно нескромной самонадеянности и озабоченному беспокойству, которые могут присутствовать и у экономически бедных! Тем самым нищета духом — внутренняя свобода от имущества, которую в различных ситуациях следует реализовывать по–разному. В любом случае так, чтобы экономические ценности более не были высшими и возникала новая шкала ценностей!

Иисус хотел обратиться не только к определенной группе или слою и, конечно, не только к тем группам, которые прилагали к себе почетное религиозное звание «нищие» («кроткие», согласно пророкам и псалмам). Своими радикальными требованиями он подрывает любое социальное расслоение и обращается к каждому как к жадному богатому, так и к завистливому бедному. Он жалел народ, и не только по экономическим причинам. Для любого человека является искушением жить только хлебом. Как будто у человека нет совершенно иных нужд. В Евангелии от Иоанна — как в истории об умножении хлебов — именно из ложного желания только хлеба возникает большой спор, после чего многие отходят от Иисуса: толпа ищет не его, а только хлеба и насыщения. Иисус не проповедовал ни общество благосостояния, ни коммунистический гуляш. Не «сначала жратва, потом мораль» (Б. Брехт), но «сначала Царство Божье, а затем все остальное». Он проповедует проклятым этой земли, что существует нечто другое и более важное, что, даже удовлетворив свои экономические нужды, они останутся бедными, нищими, эксплуатируемыми, нуждающимися в намного более глубоком смысле.