Rebecca Ruter Springer - За небесными вратами

Безмолвие от впечатления, сладкие мелодии невидимого хора окружали обширную аудиторию в течение некоторого времени после того, как он покинул кафедру. Все, казалось, были погружены в размышления о теме, когда он так тихо остановился. Затем тяжелые портьеры позади платформы раздвинулись, и открылся Величественная Фигура, вокруг Которой, казалось, сосредоточилась вся слава небес, Он продвинулся вперед к середине платформы. Мгновенно громадное скопление душ встали на ноги и взорвались одним голосом в величественный гимн, который мы так часто поем на земле:

«Вся сила имени Иисуса

Пусть ангелы падут ниц

Принесут царский венец

И коронуют Его, Господа всех».

Такого великого хора голосов, такого единства, такой гармонии, такой масштабности, еще никогда не было слышно на земле. Это усиливалось, увеличилось, и, казалось, заполнило не только большую аудиторию, но само небо. И по-прежнему, над всем этим, мы услышали голоса ангельского хора, но уже не нежные, сладкие мелодии, но взрыв победоносной ликующей хвалы. Торжествующая слава, казалось, заполнила место, и, взглянув вверх, мы увидели большой купол, пылающий золотым светом, и в центре его фигуры ангелов больше не невидимого хора, с небесными арфами и виолами, с лицами, сияющими лишь чуть меньше, чем у Него, Которому они пели хвалу. И Он, перед которым все небо склонилось в поклонении, стоял с поднятым лицом и величественным видом, Сам Бог земли и неба. Он был центром всего света, и Божественное сияние окружило Его, что было вне всякого сравнения.

Как только гимн хвалы и поклонения закончился, все медленно опустились на колени, и каждая голова склонилась и каждое лицо закрылось, хор ангелов снова пропел знакомые слова:

«Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу

Ныне и присно и во веки веков,

Мир без конца. Аминь, аминь!»

Постепенно голоса угасли, и святая тишина опустилась на нас. Медленно и благоговейно все поднялись и снова заняли свои места. Нет, не все. Прекрасная Мария Бейтс, которая сопровождала нас в храм, я заметила, что только она все еще преклоняла колени среди нас, со сложенными руками и сияющим поднятым лицом, ее прекрасные глаза были устремлены на Спасителя, в то время как Он все еще стоял перед нами, - с таким взглядом самозабвенного поклонения и любви, что сама стала по-настоящему божественной. Она была настолько поглощена, что я не осмелилась побеспокоить ее, но вот Господь повернулся и встретил ее обожающие глаза с взглядом признания в любви, с глубоким вздохом исполненного желания; как только Он снова повернулся, она тихо заняла свое сиденье рядом со мной, положив свою маленькую ручку в мою с полным доверием ребенка, который чувствует, что его понимают.

Когда я посмотрела на фигуру, окруженную славой, которая была перед нами, одетую во все величие Божества, мое сердце трепетно спросило: «Может ли это быть действительно Христос-человек, которого Пилат приговорил к бесславной смерти на кресте?» Я не могла согласиться с ним. Это казалось невозможным, что любой человек, какой бы гнусный он ни был, может быть слеп к Божественности, которое так прямо открывалось в Нем.

Затем Спаситель начал говорить, и сладость Его голоса была несравнима с мелодией небесного хора. И его благодатные слова! Разве я могла бы, если бы отважилась, передать их такими, какими они покинули Его уста. На земле нет языка, который мог бы передать их высокий смысл. Сначала Он слегка коснулся земной жизни, и показал, как удивительна взаимосвязь двух жизней – прошлой и настоящей. Затем Он развернул перед нами некоторые ранее неизвестные тайны блаженной жизни, и отметил, как Ему сейчас радостно служить нам.

Когда Он закончил, мы сидели со склоненными головами. Наши сердца были так захвачены, наши души так возвышены, наш дух так вознесен, мы были полностью проникнуты Его Божественностью - настолько, что, когда мы встали, мы оставили места молча и почтительно, каждый уходил с сердцем, наполненном более высокими, более Божественными устремлениями, и с более ясным пониманием блаженной жизни, в которую нам разрешено было вступить.

Я могу лишь слегка коснуться этой небесной радости. Существует глубина, тайна всего, что относится к Божественной жизни, которое я не осмеливаюсь попытаться описать, я не могла бы, даже, если бы хотела, и не хотела бы, если бы и смогла. Святость окутывала все, на что любопытные глаза не должны смотреть. Достаточно сказать, что никакой радости мы не знаем на земле, кроме редкой, кроме святой, которая, может быть, лишь слабая тень радости, которую мы там найдем; восторженные мечты, неосуществимые здесь, блаженно исполняются в один момент в том небесном мире. Нет печали, нет боли, нет болезни, нет смерти, нет разлуки, никакого разочарования, нет слез, а только радости, нет разбитых надежд; ни неосуществленных планов; ни ночи, ни бури, ни даже тени, но свет и радость, и любовь, и мир и покой вечно и навсегда. «Аминь», и снова мое сердце повторяет «Аминь».

ГЛАВА 11.

Иерусалим! Иерусалим!

Твои жемчужные и золотые улицы,

По которым ступают благословенными ногами те,

Кого мы знали и любили прежде.

Их голоса, полные тихой услады,

Проникают сквозь лучистый воздух

Иерусалим! Иерусалим!

Наши сердца с ними там!

По прошествии дней у меня появилось желание часто приходить к священному озеру, иногда в одиночку, иногда с одним или несколькими из моего семейного круга – с моим уважаемым отцом и драгоценной мамой, дорогим братом и сестрой, и многими возлюбленными друзьями, связанными и несвязанными узами родства. Оно всегда было для меня источником вдохновения и воодушевления. Я никогда не могла достичь достаточной степени привыкания к озеру, чтобы преодолеть первый большой трепет, с которым оно вдохновило меня, но я обнаружила, что, чем чаще я купалась и плавала, и спала в прозрачном потоке, тем сильнее я вырастала в духе и более четко осмысливала тайны мира.

Мое почти ежедневное общение с близкими из нашего семейного круга, с которыми я так долго была разлучена, послужило тому, что я вернулась домой с чувством, которое было наибольшим утешением моей смертной жизни, и я начала понимать, что это была действительно правильная жизнь вместо той жизни испытаний. Я считаю, что это было на следующий день после моего возвращения из моего первого визита на землю, что, как только я начала пересекать газон, расположенный между домом моего отца и нашим собственным, я услышала свое имя, произнесенное любящим голосом. Я повернулась и увидела приближающегося ко мне высокого прекрасного мужчину, чья непокрытая голова была серебристо-белой, и чьи глубокие голубые глаза смотрели на меня счастливо и мягко, когда он приблизился.