Андрей Куликов - Научный атеизм. Введение

Церковное учение о грядущем пришествии Антихриста как главного признака наступающего конца света в достаточной степени туманно и запутанно. То, на чем сходятся все толкования, выглядит примерно следующим образом. В ходе борьбы с богом дьявол пошлет на землю некоего своего агента, этот человек (именно человек!) начнет совращать всех остальных людей, «лжеучительствовать», творить ложные знамения и чудеса. Христос еще раз придет на землю, вступит с Антихристом в последний и окончательный бой, победит его (как же иначе, ведь бог не может проиграть), после чего затрубит труба архангела, возвещающая воскресение мертвых и «изменение живых». К этой общей картине имеется вариант, предлагаемый Апокалипсисом: после победы Христа последний будет закован на тысячу лет, в течение которых на земле и во всей вселенной будут господствовать праведность и благо; но истечении этого срока Антихрист будет окончательно уничтожен, а потом лишь воскреснут мертвые (Откровение, 20,1–7). Это усложнение — учение о Хилиазме, «тысячелетнем царстве», — отвергнуто церковью, хотя оно и содержится в таком «авторитетном» документе, как Апокалипсис.

И все же остается непонятной сама суть учения о пришествии Антихриста. Ведь все это должно произойти по разработанному самим богом «сценарию». Для чего нужна вся это сложнейшая и запутаннейшая процедура, исход которой заранее предустановлен и известен? Кому и для чего нужно, чтобы рождался на свет уполномоченный Сатаны Антихрист, чтобы он вступал в заранее обреченную на неудачу борьбу с Христом и т. д.? Это похоже на спектакль с нарочито запутанным действием и с дешевыми эффектами.

Теперь перейдем к вопросу о втором пришествии, который должен последовать за концом света. Второе пришествие Христа будет, согласно Новому завету, явлением грозным и космически величественным. «Придет же, — пророчествует апостол Петр, — день господень, как тать ночью(!), и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушаться, земля и все дела на ней сгорят» (2 Петра, 3:10). Еще страшней это катастрофическое вступление к новому явлению Христа выглядит в Евангелии от Луки (21). Почему-то Иерусалим окружен войсками, неизвестно чьими. Отдается приказание: «Находящиеся в Иудее да бегут в горы, и кто в городе, выходи из него, Потому что это дни отомщения.»(21:22). Непонятно, почему рекомендуется бежать в горы? Тем самым конец света превращается в какую-то чисто местную неприятность. В Апокалипсисе мировой катаклизм, связанный со вторым пришествием Христа выглядит еще более грозно. Эффект усиливается общим мрачно-величественным тоном и характером всего повествования, изобилующего аллегорическими и символическими картинами и образами: книга за семью печатями, закланный агнец, постепенно снимающий эти печати, души убиенных, требующих(!) от бога ускорить исход всего дела, землетрясение, солнце «мрачное, как власяница» и т. д. и т. п.

В ходе дальнейших потрясающих мир событий появляется «большой красный дракон с семью головами,» После сбрасывания хвостом на землю звезд и прочих безобразий, он собирается сожрать народившегося младенца. Младенец же это не простой, а сам миссия, он же Христос. Новорожденного тут же забирают «к богу и престолу его», а на небе разгорается война между воинством ангелов во главе с архангелом Михаилом и сатанинскими полчищами. Побеждает ангельская рать, и в результате «низвержен был (о будущем говорится, как об уже бывшем в видении автора Апокалипсиса) великий дракон, древний змий, называемый дьяволом и сатаной, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвережены с ним» (Апокалипсис, 12:9). На земле дракон, он же сатана, не угомонился, опять он хулит господа и опять ведет войну со святыми и даже временно побеждает их. Потом на сцене появляется агнец — тот самый народившийся и тут же выросший миссия, а с ним еще семь ангелов и 144 тысячи праведников, и опять продолжается борьба, которая после новых запутанных перипетий кончается тем, что дьявол сброшен в огненное озеро. Он от этого не погибает, но дела его все же плохи: его сковывают большой цепью и опять-таки бросают в бездну, а через тысячу лет зачем-то освобождают, чтобы дать возможность опять «обольщать народы» и возобновить военные действия против бога и его миссии. И снова дьявол ввергается в озеро огненное и серное, теперь уже, правда, «чтобы мучится день и ночь во веки веков». Окончательная победа бога!

И после этого вседержитель провозглашает: «Се, творю все новое». (21:5). Появляются новые неба, земля и новый, «сходящий от бога с неба» Иерусалим. Ставится «великий белый престол», на котором сидит бог, и перед ним восстают все мертвые, которых он собирается судить. Непонятно, все ли жившие когда-либо люди воскреснут или лишь избранные. С одной стороны, воскресение обещается только тем, кто ел плоть бога и пил кровь его (Иоанн 6:5). С другой стороны, сообщается, что будет воскресение всех мертвых — «праведных и неправедных» (Деяния, 24:15). Есть и еще несколько мест в Новом завете, предсказывающий воскресение всех умерших (Иоанн, 5:28–29; 1 Корфинянам 15:22). Второй вариант с всеобщим воскресением более «логичен», чем первый, ибо если воскреснут одни праведники, то зачем их судить?

Впрочем, не отличается особой осмысленностью все учение о грядущей кончине мира. Непонятно, для чего нужно было всемудрому, всемилостивому и всеблагому богу затевать эту запутанную историю с творением мира и человечества, с грехопадением первых людей и тысячелетиями страданий всех последующих поколений, заполнивших историю грехами и преступлениями, морями крови и слез, истязанием и истреблением себе подобных, чтобы потом все кончилось катастрофой и люди, когда-либо жившие, предстали перед всевышним для ответа за свои деяния. Ведь все в этой истории разыгрывалось по заранее разработанному всеведущим богом сценарию, по его Промыслу!

Все живые и воскресшие будут судимы за те дела, которые они творили с ведома и с соизволения бога, а он их же за них будет судить. Ни один волос не упадет с головы человеческой без воли божьей, утверждается в Новом Завете. Следовательно, все преступления, которые творились в истории, совершались по воле бога. Но этот по существу соучастник преступлений будет выступать теперь в роли судьи. И судьи грозного и безжалостного. Милосерднейший и «любящий нас Христос» оперирует посути вечными пытками, никакого прощения, никакой амнистии. «Пойдут сии (грешники — А.В.) в муку вечную…» (Матфей 25:46). Где же любовь, сострадание, доброта? Очередной парадокс.

Всюду, где говорится о процедуре страшного суда, дело изображается так, что с самого начала до всякого разбирательства Христос делит всех представших перед судом на две стороны, сразу отделяя «овец от козлищ» (Матфей, 25:32–33). Кое-что здесь не поддается уразумению: если заранее известно, кого следует считать овцами, то есть праведниками, а кого — козлищами, то есть грешниками, то зачем нужен суд? Впрочем, даже независимо от этого, зачем оно всеведущему богу, который и так знает, кто грешен, кто праведен? Очередная бессмыслица!