Том Гледхилл - Книга Песни Песней

Большинство церквей сегодня все еще придерживаются наследства средневековой Церкви, которая, в свою очередь, унаследовала платонический взгляд на тело. В соответствии с ним, к высшему уровню природы человека относятся его разум и интеллект. А его тело управляется низменными инстинктами. Даже великий богослов ранней Церкви, отец Августин, был до некоторой степени подвержен влиянию этого греческого дуалистического взгляда на человека. Он долго и тяжело разрешал богословские проблемы, связанные с сексуальностью и первородным грехом. Было бы глупо пытаться коротко суммировать его идеи, но, поскольку мы наследовали многое из того, что он сделал, некоторая попытка должна быть предпринята. В соответствии с мнением Августина, в сексе, конечно, нет ничего дурного. Он — часть порядка, созданного Богом. Адам и Ева были сотворены как существа сексуальные. Существование человечества зависело от секса, и Августин понимал, что зачатие не могло иметь места без предшествующей ему похоти и желания. Но Августин считал также, что сексуальное желание, как необходимая физиологическая предпосылка для соития, не контролируется разумом, интеллектом и волей и поэтому грешно. Таким образом, никакая интимная близость не обходится без греха. Соитию предшествует похоть (грех), но в результате достигается хороший результат, а именно зачатие детей и продление рода человеческого. По Августину, соитие просто для удовольствия — это потворство похоти и непростительный грех. Августин был мало осведомлен о физиологии человека, поэтому, размышляя о природе сексуальной жизни Адама и Евы перед грехопадением, он пришел к выводу, что каким–то образом они занимались любовью без похоти, когда разум полностью контролировал плоть. Однако, вместо того чтобы посетовать на незнание Августином современных достижений физиологии, лучше будет сказать о том, что он извратил библейскую доктрину Бога Творца.

Итак, Августин утверждал, что первородный грех распространяется через соитие. Хотя мы согласны с ним, что человечество инфицировано первородным грехом, мы никак не можем согласиться, что этот грех передается половым путем. Иначе сущность греха становится не духовной, а скорее физиологической. Кроме того, Августин поддерживал греческое деление человека на высшие и низшие разделы. Но это абсолютно противоречит антропологии Ветхого Завета, которая описывает человека целостно, а не анализирует его по частям. Человек — это скорее оживленное тело, чем инкапсулированная душа. Это означает, что его инстинкты, аппетиты, желания и эмоции — все это должно рассматриваться как неотъемлемая часть его телесного земного существования. Конечно, на его природу воздействовал первородный грех, но нет у человека высокого и низкого разделов, которые находятся в фундаментальном духовном противоречии друг с другом.

Некоторые люди трактуют половой акт как некоторое таинство. Трудно рассуждать об этом, поскольку неточное использование терминов может легко привести к конфузу. Разговор о соитии как о таинстве требует высокого профессионализма и ясности определений. Приверженцы такой точки зрения полагают, что половой акт является, или должен быть, чем–то большим, чем простым физическим совокуплением. Конечно, половой акт может дегенерировать в нечто совершенно механическое, и примером тому является очень распространенное в современном мире занятие проституцией. Но единая плоть должна означать больше, чем обычный физиологический акт, такой, как, например, поглощение пищи. Помимо физиологии в нем присутствует взаимодействие партнеров на психологическом и эмоциональном уровне. Оба участника полового акта, хотя и сохраняют свою идентичность, в то же время как бы стремятся быть вне себя и слиться с партнером. Это отвержение себя, чтобы раствориться в другом, это мистическое создание нового целого, которое находится вне совокупляющихся тел. Такое самоотвержение в любви видится некоторыми людьми как религиозный акт и мистический поиск души путей соединения с Самим Богом.

Однако не стоит думать, что половой акт в любом смысле священный. Это очень естественный акт, который не нуждается в духовных параллелях. Стремление найти более глубокое духовное значение в половом акте может возникнуть из чувства отвращения к нашей физической природе и естественному репродуктивному процессу.

Язык, используемый для описания всего, что связано с интимной жизнью человека, очень разнообразный: от грубого и вульгарного слова из трех букв до разнообразного сленга, медицинских терминов, поэтических метафор. Стимуляция таким языком желаний и мысленных образов зависит не только от степени его откровенности. Откровенный язык может вызвать шок или отвращение. С другой стороны, метафоры могут иметь более тонкую силу соблазна. Границу между эротическим чувственным языком и прекрасными поэтическими метафорами иногда провести довольно трудно, поскольку порнография может быть легко замаскирована под видом высоко–классной литературы. То, что воспринимается нормально одними, может быть недопустимым для других. Мы видели, что библейские метафоры достаточно сдержанные (входить, проникать в сад, есть сотовый мед, пить вино и молоко, собирать мирр и пряности), и мы были втянуты в их орбиту без возбуждения. Лоуренс в своей книге «Любовник леди Чаттерлей» намного более соблазнителен в своих описаниях эротических сцен. Еще более откровенно описание любовных утех у Чосера, распутный герой которого «колол поглубже и посильнее». Высокая литературная репутация автора не обязательно означает, что он не рискнет временами шокировать чувства людей пожилого возраста или что он сам не пренебрегает моральными нормами, которые являются универсальными для любого возраста.

Но наши мысли блуждают слишком далеко от Песни Песней. Мы оставили наших возлюбленных наслаждаться счастьем супружеской постели. Но они не могут оставаться в постели вечно, и новый сценарий появляется в следующем цикле стихов Песни Песней.