Дэвид Симандз - Исцеление памяти

Воспоминания Джека, вызывавшие его страхи, были затоплены так глубоко, что, выходя наружу, перемешивались с множеством различных вопросов библейского и богословского характера. Я привык к тому, что Джек регулярно звонил мне раз в неделю–две и всегда говорил примерно одно и то же: «Я недавно читал Библию и встретил отрывок, где говорится о том–то и том–то, и это меня сильно взволновало. Я боюсь, что…», или «Я не понимаю, как…» Это было предисловием, за которым следовало описание всех многочисленных тревог, возмущавших духовную жизнь Джека. И пока он не вспомнил и не представил себе во всех деталях болезненную и ужасавшую его обстановку в семье, где он вырос, ему не удавалось исцелиться от своих переживаний и обрести цельность своих чувств и убеждений.

У Джил страхи проявлялись совсем по–другому — в виде всевозможных болезней, частью вполне реальных, а частью вымышленных. Матери Джил пришлось заплатить ужасную цену за неспособность видеть события в истинном свете и выражать свои подлинные чувства. Когда она уже больше не могла выносить того, что происходило в семье, она слегла. Это приносило ей хотя бы малую толику так нужного ей внимания (и даже нежности) со стороны мужа. Он же, в свою очередь, использовал болезнь жены как средство контролировать детей: «Успокойтесь, ведите себя тихо; не волнуйте свою мать и не делайте ее больнее, чем вы уже сделали».

Джил хорошо усвоила от своей матери формы поведения, и ее жизнь также протекала в атмосфере непредсказуемости, наполненной страхами, хотя и не такими, как у ее матери. Парализующая боль, приступ лихорадки, а то и сердечный приступ — все это могло сразить ее в любое время. И Джил, вроде той женщины, о которой упоминается в Евангелии, «много потерпела от многих врачей, истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние» (Марка 5:26). Казалось, Джил постоянно окутана сотканной из страха одеждой и выискивает любую болезнь, чтобы на ней эту одежду развесить. Исцеление некоторых давних переживаний, а потом большие усилия, чтобы научиться принимать на себя ответственность, — все это вдохновило Джил на новую стабильную жизнь.

Мы подходим к самому средоточию темы нашего повествования — к рассказу о затаенной обиде, злобе и ненависти. В одной из следующих глав мы обязательно поговорим о том, как преодолевать злость и ненависть с помощью молитв о прощении и способности прощать. Пока же посмотрим на ненависть и обиду как на крупнейшую составляющую тех постоянно всплывающих в сознании переживаний, которые означают, что человеку может понадобиться исцеление каких–то болезненных воспоминаний. Ибо все, что мы описывали в этих главах, обычно сопровождается обидой и гневом. Иногда мы вполне отдаем себе в этом отчет и пытаемся справиться с ненавистью и обидой с помощью молитвы, но без видимых результатов. Порой мы лишь смутно догадываемся, что в нас клокочет ярость, но выяснить ее причины не можем. Эти причины, по–видимому, лежат глубже того, что мы способны сознательно вспомнить. Такая замороженная и глубоко спрятанная ярость у христиан часто бывает причиной депрессии. В другое время напряжение от этой подавленной ненависти может выражаться в виде болезней. Множество недугов могут уходить своими корнями в неисцеленную обиду. Есть старый анекдот о мальчике, который услышал, как отец говорил кому–то, что его мать сразил колит. Мальчик, вздохнув, спросил отца: «С кем это теперь она сразилась?»

Помните, когда Иисус въезжал в Священный город (мы называем это событие Входом Господним в Иерусалим, Пальмовым, или Вербным воскресеньем), некоторые фарисеи просили Его, чтобы Он запретил народу восхвалять Его и выражать свои чувства. Христос же ответил: «…Если они умолкнут, то камни возопиют» (Луки 19:40). В этой истории заключена житейская притча: когда христиане не выражают своих подлинных чувств, их тела кричат голосом боли и разных недугов. И это особенно справедливо в отношении ненависти и обид, которые спрятаны так глубоко, что им не дозволено даже присутствовать в осознанных воспоминаниях. Иногда им все же удается прорваться в сознание, и тогда в памяти начинают вновь и вновь прокручиваться картины прошлого. Вспоминаются прожитые ситуации и образы, и над всем берет верх ярость. Христиане приходят в особое смущение, когда эта ярость выплескивается на кого–то из близких — жену или детей, — которых они искренне любят. Это, в свою очередь, наполняет их раскаянием, виной и ощущением своей духовной несостоятельности, от которых эти люди приходят в еще большее замешательство, потому что не могут понять, откуда все эти чувства берутся. Как будто бы человек случайно задувает «скважину», соединяющую сознание с неким нетронутым пластом давних обид, которые, подобно фонтану нефти, внезапно вырываются наружу. Когда такое происходит снова и снова и человеку, похоже, не помогают ни попытки взять себя в руки, ни молитва, ни опыт более глубокого постижения себя в Духе, надо искать причины в натиске и боли неисцеленных переживаний.

Возможно, праведного христианина более всего приводят в замешательство и вызывают потрясение переживания, когда он обнаруживает, что переполнен гневом на Самого Бога. Принять это бывает ужасно трудно. Мне приходилось посвящать много сеансов терапии тому, чтобы в конце концов мягко подвести пациента к осознанию его обиды и злости на Бога. Потрясение бывает столь велико, что некоторые тут же теряют сознание у меня в кабинете, а у кого–то начинается тошнота и рвота. Ведь эти люди, любя Бога и желая служить Ему и чтить Его, чувствуют себя опустошенными, открыв в себе этот глубоко запрятанный гнев на Господа. Когда первое потрясение пройдет, они уже могут в подлинном присутствии Господа принять свои злобные чувства и позволить Ему омыть их души Своей любовью. Позже, оглядываясь назад, мы видим, что само это действие припоминания и прочувствования является необходимым прорывом к новому и началом их подлинного исцеления.

Так было и с одним пациентом, который рассказал мне об ужаснейших формах насилия, которое он переживал в детстве. Трудно себе представить, каких только невероятных средств не измышляла его мать, чтобы заставить его страдать, используя самые изощренные физические истязания и уничтожая ребенка словами. Добропорядочный христианин, он никогда по–настоящему не осознавал собственных чувств в отношении всего пережитого. Напротив, он все время хотел уверить меня в том, что он сильно любит свою мать. Мало–помалу в беседах со мной болезненные детали прошлого начали выходить наружу, и пациент стал понимать, какую ненависть он испытывает к матери. Но под этим находился еще более глубокий пласт гнева. Однажды прямо среди нашей молитвы об исцелении его болезненных переживаний он с тоской воскликнул: «А Ты, Господи, где, черт побери, Ты был, когда все это происходило?» Половодье диких чувств захватило его. Он дрожал в страхе, как осиновый лист. Но вскоре после этого он ощутил как поток Божественной любви омывает его, словно океанская волна. Понадобились еще многие годы перенастройки сознания и терапевтической работы, чтобы он обрел целостность. Но не было сомнений, что тот момент стал началом величайшего исцеления в его жизни.