Филип Янси - В поисках невидимого Бога

Поскольку я хорошо знал своих друзей, поневоле закрадывалась мысль, что они проецируют на Бога свои внутренние проблемы. Джуди рано потеряла мать. Стараясь прокормить трех дочерей, отец трудился до седьмого пота и не успевал дать девочкам достаточно тепла. Он был больше похож на школьного учителя или спортивного тренера, который смотрит на успехи дочери и выставляет отметки. Другим препятствием на пути к Богу для Джуди стала фраза, сказанная проповедником об умершем человеке: «Бог забрал его, ибо нуждался в нем более чем мы».

У Стэнли, напротив, была большая (семь человек), живая и теплая семья. Тем не менее он, четвертый ребенок и к тому же близнец, все время ощущал некоторый недостаток внимания. Учителя в школе постоянно сравнивали его со старшими братьями. Отец то и дело путал близнецов, хотя они и не были совсем уж одинаковыми. «Если б я внезапно исчез, меня бы недели две не хватились», — грустно сказал Стэнли.

Вечер, проведенный с друзьями, напомнил мне, что представление о Боге у всех нас отчасти искажено. Конечно, такое искажение неизбежно: нам воображения не хватит, чтобы представить себе Бога. Наш семейный и церковный опыт богопознания смешивается с подсказками из литературы и кино («Алая буква» Натаниела Готорна, «Грешники в руках гневного Бога» Джонатана Эдвардса). Но как познать Бога Истинного?

Если бы Джуди и Стэнли подобным образом и не вполне справедливо высказались об одном из моих друзей, я бы посоветовал им: познакомьтесь с ним поближе, и вы увидите, какой он хороший человек. Но с Богом так не получится. Я попытался объяснить друзьям: «Бога, каким вы Его описываете, не существует». Несмотря на поздний час, мы жарко спорили, но в итоге каждый остался с тем образом Бога, который имел с детства.

Познание невидимого Бога, думаем мы, в корне отличается от познания живого человека из плоти и крови. Но так ли это? Если посмотреть, как работает наша психика, становится ясно, что любое познание (Бога, людей, предметов) предполагает неопределенность и требует акта веры.

Процесс познания происходит в мозге, самой изолированной части человеческого тела. Мозг не способен видеть: даже если хирург вскроет черепную коробку, мозговое вещество ничего не увидит. Мозг не способен слышать: он столь укрыт от звукового шока, что его клетки улавливают лишь очень громкие звуки, которые заставляют их вибрировать. В мозге нет болевых рецепторов. Нейрохирург делает анестезию, чтобы пройти через кожные покровы и черепную коробку, но хирургическое вмешательство в ткани мозга не причиняет боли пациенту, который находится в сознании. Температура мозга колеблется в очень узком диапазоне, в пределах нескольких градусов, поэтому ему не бывает холодно или жарко.

Из–за изолированности мозга все, что составляет мое знание о мире, сводится к последовательности электрических сигналов. Они, словно точки–тире азбуки Морзе, поступают от миллионов нервных окончаний. Допустим, вы разговариваете по телефону. Человек на другом конце провода говорит, и микрофон преобразует звуковую энергию в электрическую. Электрические сигналы бегут по проводам, после чего вновь преобразуются в слышимые звуки. Если разговор идет по мобильнику, информация передается по радиоканалу в виде цифрового кода. Но в трубке любого телефона вы слышите голос матери, словно в разговоре лицом к лицу. Сходным образом получает от органов чувств закодированные послания — электрические импульсы — и изолированный от внешнего мира мозг.

Звонят в дверь, и я, реагируя на звонок, бегу в прихожую. Оказывается, принесли посылку: почтальон мне знаком, его зовут Том. Я здороваюсь, расписываюсь и возвращаюсь к рабочему столу. Нам трудно оценить, какое чудо заключено в этой нехитрой, привычной цепочке действий. Сначала звуковые рецепторы в ухе уловили звуковые колебания дверного звонка. Затем они уловили, а клетки мозга распознали уникальный тембр голоса, присущий Тому. В наше время различать индивидуальные голоса и даже отчетливо произнесенные слова способны и компьютеры, но распознавать лица умные машины пока не умеют. Сто тридцать миллионов палочек в глазной сетчатке передали в мой мозг информацию о форме и цвете губ, глаз, бровей, носа, волос и других деталей внешности Тома. Мне не пришлось проделывать никакой сознательной аналитической работы — мозг все сделал без моих усилий. Он соединил данные, пришедшие от зрительного анализатора, с теми, что хранятся в памяти (все известные мне лица) и за долю секунды идентифицировал Тома.

Дальтоник не заметит голубых глаз Тома, а глухой не уловит тембр его голоса. На самом деле те или иные иллюзии и обманы вкрадываются в восприятие каждого человека. Они дезинформируют изолированный мозг и искажают восприятие мира. Но мозг обладает могучими возможностями. Он способен заполнять пробелы в восприятии и создавать ощущение реальности этих «заполнителей».

Великий композитор Бетховен мог «слышать» музыку, хотя был абсолютно глухим.

Весь этот экскурс в анатомию и физиологию мне понадобился, чтобы показать: знание других людей, например, посыльного Тома, неизбежно зависит от акта веры. Мой изолированный мозг хранит образы друзей и знакомых, но я понимаю, что и здесь необходима известная мера доверия. Скажем, я доверяю Тому и заранее неосознанно полагаю, что он не носит маску или накладные усы, что он действительно почтальон, а не вор, желающий проникнуть в дом. Я думаю, что знаю его, но могу ли быть уверенным? И вообще, а вдруг у Тома есть брат–близнец, который работаете ним посменно?

Сколько раз люди удивляли меня и даже вводили в заблуждение! Один из моих лучших друзей, как выяснилось, вел двойную жизнь, он оказался распутником. Моя хорошая знакомая в течение пятнадцати лет подвергалась сексуальному насилию со стороны отца. Я полагал, что хорошо знаю этих людей, но, оказывается, не имел о них важной информации. Все человеческие отношения строятся на платформе неопределенности, люди остаются для нас загадкой. Общаясь с ними — даже достаточно близко, — мы всегда чего–то о них не знаем.

А может ли быть стопроцентная уверенность в том, что другие люди существуют, как существую и я сам? Проблема «других умов» занимала философов столетиями. В глубине души я верю, что люди есть — так же, как и я. Я знаю, что существую, и я думаю, что знаю механизмы моего разума. Но откуда я знаю, как думаете и чувствуете вы? Скажем, я верю, что, прищемив палец, вы чувствуете примерно то же, что в подобных случаях испытываю и я. Но наверняка я знать не могу, ибо я не в состоянии проникнуть в ваш мозг. Я верю на слово, что вам больно.

А откуда вам известно, что существую я? Да, верно, вы читаете мою книжку. Но вдруг «Филип Янси» — это псевдоним? Быть может, текст написал кто–то совсем другой, или вовсе компьютерная программа, составленная шутником–студентом? Вы можете написать мне письмо по электронной почте. Но опять же, как узнать, кто ответил: я или некий фантом? (Один мой знакомый два года переписывался в чате с прекрасной незнакомкой, которая на поверку оказалась охочим до розыгрышей парнем.) Для меня самого я есть я. Для всех остальных я есть ты, и это вносит в отношения изрядную долю неопределенности.