Серафим (Чичагов) - Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

В официальном описании монастыря, хранящемся в Нижегородской консистории, говорится о Е. В. Ладыженской следующее: «В 1856 году наконец, вполне поняв всю настоящую суть и вред от о. Иоасафа, сама же Екатерина Васильевна не только отказалась от его самоуправства, но даже ходатайствовала у своего Нижегородского епархиального начальства о совершенном воспрещении присутствия и вмешательства его в дела ей вверенной Серафимо-Дивеевской общины, что и было исполнено, хотя эта благая, но уже слишком поздняя мера не могла привести к желаемо-искомому результату — миру и спокойствию, потому что многие годы самопроизвольного Иоасафовского управления, приводя все новых и новых, лично лишь им одним принимаемых лиц в Серафимо-Дивеевскую общину, породили в ней еще как бы совсем отдельное общество близких ему привержениц его, ему во всем последовавших и проникнутых духом его собственного учения, которые, невзирая на его отсутствие, составляли как бы душу его в Серафимо-Дивеевской общине. С удаления же их отца-руководителя лишь более и более, где только было возможно, постоянно возмущали собравшееся уже многочисленное общество».

Возвращением художниц из Петербурга в общину был нанесен сильный удар всем замыслам и стремлениям о. Иоасафа и его сестер. Во-первых, почувствовали, что есть власть, которой они должны подчиняться, тогда как до сих пор всем руководились самостоятельно, а во-вторых, личные хлопоты в Петербурге приносили плоды, а переписка их с высокопоставленными лицами, при малограмотности, была всегда затруднительна и менее полезна. До крайности рассерженный и раздраженный этим распоряжением преосвященного Иеремии, о. Иоасаф повел интригу против Владыки, которого обвинили чуть не в сопротивлении желанию Государыни Императрицы. Узнав, что его назначают на Алеутские острова, преосвященный Иеремия подал тотчас прошение об увольнении его на покой и переехал в Печерский монастырь. Только успел водвориться в Нижнем Новгороде вновь назначенный преосвященный Антоний, как получил письмо от фрейлины великой княгини Марии Николаевны, графини Толстой, в котором спрашивалось: не угодно ли Дивеевской общине послать вновь художниц в Петербургскую академию, и дабы выбор сестер был предоставлен о. Иоасафу, так как ему знакомо искусство живописи и он имеет вкус.

Преосвященный Антоний послал о. Иоасафа в Дивеево. Приезд его был неожиданный, после объявленного настоятельницей нежелания допускать его в дела обители, и произвел немалый переполох. Е. В. Ладыженская приняла его сухо в своей келье и сказала, что даст лично ответ преосвященному, а ему не разрешает производить выбор сестер. Несмотря на это, о. Иоасаф составил свой список сестер и представил его Владыке. Когда Е. В. Ладыженская прибыла к преосвященному Антонию, то был позван и о. Иоасаф. На очной ставке настоятельница Дивеевской обители опять отказалась от попечительства и руководства о. Иоасафа, но живописицы под начальством Лукерьи Занятовой собрались и отправились в Петербург без дозволения Ладыженской. Дела обители, таким образом, пришли в полный упадок.

В это время Михаил Васильевич Мантуров пал совершенно духом и как бы внутренно упрекал батюшку отца Серафима, что он допускает это дерзкое и пагубное самоволие о. Иоасафа. Как говорится в жизнеописании Мантурова, он за несколько дней до смерти своей видел знаменательный сон. Ему представилось, что он с женой идет Саровским лесом и показывает ей то место, где часто с ним беседовал святой старец. Вдруг его глазам открылась прекрасная зеленеющая поляна, на которой было много крестьян, собиравших мох. Один из сборщиков говорит ему: «Вы ведь Серафима ищете!» Помня во сне, что батюшка уже умер, Михаил Васильевич в удивлении спросил: «Да где же он?» «Да разве вы не видите его? — переспросил крестьянин. — Вон, смотрите туда, видите: дымок белеется и выходит из его пещеры; это он ее топит!» Пораженный этими словами, Мантуров разглядел белый дымок, направился к нему и действительно нашел пещеру. Вошли они и видят батюшку Серафима, который сперва скрылся от них, но немного погодя вышел, неся в руках два только что испеченных горячих белых хлеба. Подавая один Михаилу Васильевичу, батюшка сказал: «Вот этот хлебец тебе, кушай сколько угодно, а остальное раздай тем, кто нас знает!» «А этот хлеб тебе, матушка, — сказал о. Серафим Анне Михайловне, отдавая ей другой хлеб, — кушай сколько тебе нужно, что же останется — раздай!» Затем скрылся о. Серафим, но вскоре опять вышел, неся в руках большую просфору, величиной с тарелку. Подойдя к Михаилу Васильевичу, он говорит: «Вот, радость моя, где мы найдем такого человека, который бы был совершенно боголюбив, а? Где мы его найдем, человека-то такого? Это надобно отдать ему!» И, помолчав немного, добавил грустно: «Нет, радость моя, оставим, не найдем уже мы ныне такого человека!» Это был как бы ответ Мантурову на внутренний его ропот, что святой старец не хочет найти человека, полезного для Дивеева, и изгнать Иоасафа. Поняв этот ответ, Михаил Васильевич не вытерпел и от всего сердца выразил батюшке, как возмущена его душа поступками Иоасафа. Молча выслушав его, о. Серафим сказал: «Так, батюшка! Теперь благовестят, ступай к обедне и жди меня; я приду за тобой скоро; ты меня там найдешь и возле меня станешь, мы помолимся с тобой!» «Аты, матушка, — произнес старец, обратившись к Анне Михайловне, — походи еще одна здесь!» (Этими словами о. Серафим предсказал вдовство Анне Михайловне.) Михаил Васильевич вышел из пещеры удивленный и недоумевая, где церковь, ибо он хорошо знал, что поблизости нет никакой церкви. Но действительно до его слуха долетел благовест, и он вскоре увидел в нескольких шагах прекрасную церковь, наподобие Троице-Сергиевой лавры. Оставив жену, он вошел в церковь и видит, что какой-то юноша приготовляется к службе. Идет далее, и на правом клиросе стоит батюшка Серафим. Михаил Васильевич становится возле, по его приказанию, и они оба начинают молиться.

По окончании службы, при разделе антидора, старец вдруг вынул из-за пазухи бумагу, прочел ее, взглянул на Мантурова и молча спрятал ее. Потом он вторично вынул бумагу, прочел ее и, преспокойно посмотрев на Михаила Васильевича, опять молча же спрятал; наконец, достав ее уже в третий раз и прочитав, сказал Мантурову: «Потерпим еще, батюшка, потерпим немного!» Тут проснулся М. В. Мантуров, хорошо понимая ответ о. Серафима.

Через несколько дней Михаил Васильевич, накануне праздника Казанской иконы Божией Матери, заказал обедню в построенной им Рождественской церкви, за которою и приобщился Св. Тайн. По окончании службы он начал церковнице Ксении Васильевне и сестре Дарий Михайловне Каменской объяснять, что батюшка о. Серафим приказывал ему не отделывать церковь, а ставить так, ибо со временем она должна быть вся расписана; показывал, где и как следует расписать ее по приказанию батюшки. Потом, заметив, что печка попортилась, он приказал церковнице озаботиться исправить ее. Все это произвело какое-то особенное впечатление на сестер, и они, удивленные, простились с ним. Возвратясь домой вместе со служившим священником о. Петром Софийским, женатым на дочери отца Василия Садовского и крестнице Мантурова, Михаил Васильевич напился с ним чаю и, поспешая с обедом, торопил жену свою, говоря: «Не успеешь, поскорее, после жалеть будешь, да уже поздно!» Михаил Васильевич вышел с о. Петром в сад, чтобы набрать лучших ягод и послать их Е. В. Ладыженской. Пройдя немного, он вдруг почувствовал необыкновенную усталость, сел на скамеечку и предал душу Богу. Предполагая, что с ним дурно, о. Петр прибежал к Анне Михайловне, и сейчас же послали в монастырь, откуда спешно явились Е. В. Ладыженская и казначея Е. А. Ушакова. Послали за доктором, а Михаила Васильевича уложили на кровать. Через час явился врач и объявил, что Михаил Васильевич уже с час как скончался. Он умер шестидесяти лет, 7 июля 1858 года, накануне праздника иконы Казанской Божией Матери, и похоронен 9 числа с левой стороны Рождественской церкви, под самым окном.