Андрей Кочергин - «…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека

– Вы высказали мысль, что покуда здесь, в миру, множество людей грешат, не задумываясь даже о том, что вообще есть грех, монахи молятся за всех нас. Насколько вообще уместны, этичны и разумны бытующие рассуждения о полезности монастыря для страны, к которой он относится, и живущих в ней людей? Можно ли считать, что монастыри необходимы нам в том же смысле, как необходима армия, то есть для решения каких-то практических социальных или экономических задач? Например, для того, чтобы молитвами монахов исцелять больных, спасать гибнущие от природных стихий урожаи, примером монашеского благочестия улучшать нравственность граждан? Или для того, чтобы во время войны обеспечивать армии из тыла мистическую поддержку высших сил?

– Вопрос, мягко говоря, чудной, но, тем не менее, он явно отвечает современным представлениям молодежи о мистической составляющей Православия. То есть если они могут договориться с Богом, ну через там своих святых или еще как, то почему бы им не заниматься практическими делами? Но тут мы начинаем впадать в некую ересь. Так, например, господа пятидесятники или харизматы действуют, исходя из очень интересного посыла: если ты богат – значит, ты угоден Богу. Соответственно, как только ты начинаешь верить в Спасителя, твои дела начинают идти лучше. А если дела идут плохо, значит, ты плохо веришь, и поэтому Бог тебе не помогает. В этом есть какая-то логика, и всё бы ничего, за исключением одного: получается, что у самого Господа, распятого на Кресте, дела пошли плохо, как-то не задались. Соответственно, если не очень-то получилось у Него, то с чего бы хорошо пойдет у нас? И здесь увеличивать надои или делать так, чтобы рожь колосилась, потому что в конкретном монастыре отбиваю поклоны, как минимум неприлично.

Всё это сделано для одного: не важно, чем ты занимаешься, важно – кто ты. И монастырь есть сосредоточение той Православной мысли, того Православного Духа, относительно которого происходит становление народа, его окружающего. Когда мы соприкасаемся с монахами, которые сияют уже при жизни, мы видим тот ориентир, который нам дает живой человек своими поступками, Подвигами, словами и делами. И нам иначе уже жить не придется. И вот тогда в наших руках и рожь заколосится, и надои повысятся, и враг будет повержен только потому, что мы, прикоснувшись, обрели то, что называется Верой Христовой, когда «За Веру! Царя! И Отечество!» Вот как это происходит. Это не телеграфная связь, и наверху, на Небесах – явно не канцелярия, запросы и служебные записки туда не подать.

Единственное, чем там заняты – это учетом и контролем спасения конкретной души человека. И слава Богу, что так. Отягощать Бога бухгалтерией – это превращать Его в кассу взаимопомощи. Что за унизительное отношение к Создателю всего сущего? Поэтому, слава Богу, что есть монастыри, эти оплоты Православия, которые в состоянии сделать из нас солдата, труженика, отца, сына и гражданина. И именно там это происходит. Потому что Русский без Православия – дрянь человек (с). Слишком мало еще монастырей и слишком много дряни у нас, видимо, из-за этого. Слишком сильно укрепилась она на нашей святой земле. И единственный способ избавиться от нее – это Любовь, с которой Спаситель взошел на Крест. Это пример того, как не силой, кнутом и кандалами можно заставить человека стать лучше, а Подвигом столь поразительным, что его видят даже те, кто зажмурился. Верую в это, и примеров тому в нашей истории – бессчетное множество, и слава Богу. Без Православия нам – смерть, потому что Православие – наша жизнь. Так, и только так, и никак иначе.

– Продолжая разговор о воинском и монашеском подвигах, хотелось бы предложить вам рассказать о том, каково отношение самих монахов к военному делу на примере тех монахов, которые известны вам. Почему получается так, что у нас в России широко известен только один яркий пример участия монахов в сражении – пример Осляби и Пересвета. В чем, на ваш взгляд, был смысл этого конкретного подвига и можете ли вы назвать другие примеры, когда бы отдельные монахи или монастыри в целом вставали на защиту государства в тяжелую для него пору? Ведь, наоборот, известно, что многие участники военных действий оказываются потом в монастырях, завершая свои дни монахами…

– Во-первых, хотелось бы вспомнить об известной скульптуре на Крите, изображающей монаха с винтовкой в руках, и знаменитой истории, которой она посвящена, когда монахи, по Благословению игумена, взяли в руки оружие и активно сопротивлялись немецкой оккупации этого острова.

Но тут другое: мы – люди мирские. Мы слабее в разы, чем те, кто вручил свою жизнь в руки Бога. Поэтому нам, в силу слабости нашей, нужно оружие. В силу того, что мы не до конца еще верим и не ввергаем себя под Божию Благодать и Его заступничество. Тот же Батюшка Серафим не поднял руку на разбойников, на него напавших, Господь сам всё управил: и он жив остался, и те приняли страшную, мучительную смерть. Все, кто напал на Батюшку. И это не повод для сладострастной ухмылки типа «вот вам за это», а свидетельство того, что Господь всё управляет сам, и без нашего вмешательства, «…взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (Матф. 6: 26).

Гораздо важнее, что эти монахи молятся за солдат, те остаются живы и подвиг их венчается Победой Русского оружия. На этот счет можно вспомнить ветхозаветное предание, когда Моисей и его народ шли по пустыне и встретили войско Малика. Его воины были сытыми, хорошо вооруженными и агрессивными. А среди путников Моисея были женщины, дети и старики, и воины давно уже страдали от недостатка пищи и воды. Но нужно было принимать бой. Моисей простер руки к Богу и начал просить о помощи. И Малик дрогнул, и его люди не понимали, что причина их поражения – это человек с поднятыми руками. Стали опускаться руки Моисея – и Малик стал теснить путников. Тогда двое из них подошли к Моисею, подняли руки его, и Малик отступил. Вот ветхозаветное предание, которое говорит о том, что есть подвиг молитвы в реальном сражении, когда один монах, которого слышно на Небесах, важнее порой целого обоза с тушенкой, тротилом и учебно-боевыми подругами. И где там важное, а где второстепенное, разобрать очень сложно. Поэтому пускай монахи останутся на своем участке фронта, а мы – на своем. И они комплементарны: один без другого, к сожалению, не обойдется – ни мы без монахов, ни они без нас.

Потому что нет ничего страшнее, чем разграбленные инородцами монастыри. На Кипре я видел церковь VII века, где святые образа были изрублены шашками турков. Сердце сжалось от боли.

У меня в кабинете в зале на Ушинского висит бумажный образ Спасителя с мечом в руках, у которого вырваны глаза. Это сделали албанцы. Этого Спасителя мне подарил Отец Макарий. Он служил в монастыре в Сербии как раз во время известных событий, и албанцы просто вырезали всех Православных. Они не порвали эту икону, они просто выкололи глаза изображенному на ней Христу. Батюшка взял, глазки подрисовал и долгие годы этот образ висел у него в келье. А потом он мне его отдал. Вот такая история. Вот он, монашеский Подвиг – с мечом в руках. С мечом Веры, в сражении с грехом и врагами нашими греховными, поднявшими свое оружие на Православных и пытающимися поставить Православных на колени. А на колени Православный встает только перед Мамой, флагом Родины и перед Спасителем, что есть святые понятия. То есть человек, пытающийся нас победить, грешит гордыней и пытается уподобиться Богу. За что, собственно, и претерпевает наказание – ровно за свою греховную страсть. Аллилуйя!