Евграф Дулуман - Почему я перестал верить в бога

Года два назад в летнюю пору я выступал с лекцией в колхозе имени Татарбунарского восстания на Одессщине. В обеденный перерыв колхозники собрались у силосорезки. Слушатели устроились поудобнее на сваленных у самых силосных ям кучах зеленой массы.

Среди присутствующих было много верующих: баптистов и православных христиан. И, конечно, название лекции — «В чем вред религии» — не очень обрадовало их. Начало лекции они встретили настороженно, а через несколько минут послышались язвительные замечания в мой адрес: «Еще молокосос, чтобы учить нас!», «А видел ли он библию хоть издалека?», «Да он не сможет отличить богородицу от святой троицы…»

Скрепя сердце приходилось эти реплики пропускать мимо ушей. Но они произносились все громче. Мог вспыхнуть ненужный спор. Разговоры, появившиеся как незаметный журчащий ручеек, ширились и могли превратиться в бурный поток, отгораживающий лектора от слушателей. Надо было искать выход.

Неподалеку от меня лежала большая ветка клена. Я поднял ее и обратился к колхозникам с вопросом:

— Что это такое, товарищи?

— Клен, — нехотя ответили голоса.

— Да, клен, дерево, — подтвердил я. — А это? — Я поднял лежащий у ног кустик сурепки.

— Бурьян, сурепка, — последовал ответ.

— Среди вас, — продолжал я, — много верующих. Думаю, что все они легко отличают сурепку от клена, кустик однолетнего растения от дерева. Многие из вас вчера были в церкви…

Недовольная часть слушателей, рассеянно внимавшая моему повествованию, подняла головы. «Куда это ты гнешь?» — так и читал я по их недоуменным, но уже заинтересованным лицам.

— Как вы помните, — увереннее заговорил я снова, — в церкви читали из евангелия известную каждому верующему притчу о зерне горчичном, в которой Христос уподобляет царство божие горчичному зерну.

— Вроде бы вы там были, товарищ лектор, — не то с ехидством, не то с одобрением бросил реплику сидящий ближе всех старичок с лукавыми смеющимися глазами. На него зашикали. А я, приободренный, продолжал:

— Для верующих библия, евангелие — святые книги; все, что сказано там, якобы является несомненной правдой, глубокой мудростью. Христос, по их убеждению, — всеведущий и всезнающий бог. Но если бы они поближе познакомились с Христом, — пусть даже с таким, каким его описывает библия, то они легко увидели бы, что сплошь и рядом верующие в непогрешимость Христа оказываются намного умнее своего бога.

Теперь я видел, что присутствующие хотя и с недоверием, но внимательно слушали меня.

— Можно не сомневаться, что все из вас, — продолжал я, — безошибочно отличают дерево от сорной травы. А вот Христу это было не под силу. В самом деле: ведь в притче о горчичном зерне он умудряется в одном предложении сделать три грубейшие ошибки. Христос говорит, вы это слышали вчера в церкви: «Зерно горчичное есть меньшее из всех семян на земле, но когда вырастет, становится деревом, так что прилетают птицы и укрываются в ветвях его» [1] Евангелие от Марка, гл. 4, стих 30—31; Евангелие от Матфея, гл. 13, стих 31—32. . Давайте разберем ошибки Христа. Первая ошибка Иисуса: зерно горчицы не является самым маленьким на земле. Даже зерно мака в несколько раз меньше зерна горчицы. А зерна таких растений, как повилика, омела, и того меньше. Вторая ошибка Христа: горчица совсем не дерево, а однолетнее растение. Она, как известная здесь всем сурепка, принадлежит к семейству крестоцветных. И, наконец, третья ошибка «сына божьего»: горчица совсем маленькое растение (до 50 см) и, конечно, укрыться в «ветвях его» никакие птицы не могут. Вот какими нелепостями засоряет сознание верующих так называемое священное писание!

— Почему же в евангелиях так много подобных несообразностей? — продолжал я. — Да только потому, что Иисуса Христа никогда не было. Он — вымышленная личность. Евангельские рассказы, так много раз повторяемые церковниками, настолько же доказывают существование Христа, насколько сказки доказывают существование жар-птицы, конька-горбунка или ковра-самолета. Много нелепостей в евангелиях встречается еще и потому, что сочинители сказок о Христе, — а таковых было очень много, — сами были невежественными людьми. Какие сочинители, такие и сочинения!

Я привел еще ряд подобных примеров из учения религии. Колхозники задавали множество волновавших их вопросов. Постепенно лекция перешла в беседу, а затем в открытый задушевный разговор. Я превращался то в слушателя, то в рассказчика. И если бы не хозяйский глаз председателя колхоза Василия Захаровича Тура, наш разговор, возможно, продолжался бы до вечера.

И все же после лекции колхозники не расходились. Снова посыпались вопросы, только уже в иной, дружеской форме. Всех интересовало: кто я? где живу? кто мои родители?

— Откуда вы, товарищ лектор, так хорошо знаете религию, библию? — спрашивали они. — Почему вы читаете лекции именно о религии, а не о чем-нибудь другом?

Подобные вопросы часто задают мне там, где я читаю лекции. В марте 1957 года в «Комсомольской правде» была опубликована моя статья «Как я стал атеистом». Много я получил от читателей писем. Письма шли со всех концов страны, писали их разные люди: атеисты и верующие, друзья-единомышленники и идейные противники. Больше всего писем было от молодых людей, комсомольцев, от настоящих и верных моих друзей.

Пусть же эта маленькая книжечка — моя исповедь — будет ответом на многочисленные письма друзей и недругов.

Мое воспитание до шестнадцати лет ничем не отличалось от воспитания сотен и тысяч моих сверстников. Родители мои не были воинствующими безбожниками, однако мой отец, передовой колхозник, считал зазорным иметь что-либо общее с религией. Ни отец, ни мать в церковь не ходили, но по принятому обычаю иконы в нашем доме находились.

Во время церковного праздника мать могла приготовить особенно вкусные вещи. Тогда к нам приходили знакомые и соседи, и в доме можно было услышать рассказы о «событиях», связанных с данным религиозным торжеством. Помню, однажды отец очень подробно рассказывал о том, как евангельский Пилат выступал перед евреями, предлагая им распять заключенного в тюрьму разбойника Варавву вместо безвинного Иисуса Христа…

Распяли почему-то Христа, а Варавву выпустили на волю.

Я не мог тогда уловить, да и сейчас не могу твердо сказать, говорил отец это всерьез или с иронией. Помню только, что дядя Володя, младший брат отца, сразу же рассказал нам широко известный анекдот: пойманного на воровстве лошадей кузнеца крестьяне решили повесить. Вдруг откуда ни возьмись на сходке появился цыган: «Стойте, братцы, — закричал он, — не вешайте кузнеца! Ведь он у вас в селе один… Что вы будете делать без кузнеца? Зато у вас есть четыре бондаря. Одного из них давайте и повесим».