Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел

Павел снова должен был защищаться: он выбрал дело евангелизации «без корысти» и занимал достойную и верную позицию: он — в уничижении перед Богом, которому служил. Настоящий апостол познается делами своими [612] 57.1 Фесс., 2, 9, 10, 12–13, можно сравнить с 2 Фесс., 3, 7-11. .

Но теперь уже он смотрел гораздо дальше… В обстановке соперничества и из-за раздробленности церковных обществ, он вознамерился прибегнуть к сильному орудию философов, которое также использовали другие наставники и раввины — к открытому письму [613] Важность эпистолярной традиции в семитской среде недавно стала темой работ П.Е. Диона: «Иудейско-арамейские эпистолярные стили». RB, 86, 1979, 44-579, и «Широкоупотребительное арамейское письмо». RB, 89, 1982, 528–575. До нас дошла семейная переписка, а также специальные письма, такие как рекомендательные письма, к которым довольно часто прибегал Павел, начиная с Ефеса (смотри главу 2). В них часто используются слова «брат и «сестра», что будет делать и Павел. . По крайней мере первое из двух Писем к Фессалоникийцам, которые дошли до нас, было написано в связи с этим, во время его пребывания в Коринфе. Отсюда Павел отсылал и другие письма уже для Церквей Македонии, не считая подложных писем, которые были тогда в обращении [614] 2 Фесс., 2, 2 и 2, 15. Но аутентичность этого второго послания весьма спорна. . Но именно в то время он положил начало апостольскому письму, необходимость которого для своей миссии он объяснял и подтверждал не однажды.

Письмо являлось продолжением проповеди. Павел всего лишь повторял письменно то, что уже выражал устно, послания становились средством связи, потому что в них он отвечал на вопросы, которые в письменной или устной форме передавались ему через посредников [615] Смотри позднее, в 53–54 году, 1 Кор., 1, 11 и 7, 1. : философы называли это «полудиалогом». Письмом было легче убедить в достоверности учения; Павел заверял такими приветствиями: «Приветствие моею рукою, Павловой, что служит знаком во всяком послании; пишу я так» [616] Об этой практике было засвидетельствовано (по крайней мере, косвенно, поскольку нельзя быть уверенным в аутентичности послания) во Втором послании к Фессалоникийцам 3, 17, и в посланиях, которые Павел, без сомнения, диктовал: 1 Кор., 16, 21, Гал., 6, 11, удостоверяя своей рукой крупными буквами. .

Послание не искажает предания. Павел упорно настаивает на своем евангелии и хочет в точности донести до всех вверенное ему предание. Итак, предание — это основа учения: если кто не принимает его, тот должен остаться в стороне, как это предусмотрено в положении о религиозных обществах. Послание служит образцом и имеет нормативную ценность [617] 2 Фесс., 2, 15; 3, 6 и 14. .

И наконец, послание несет литургическую нагрузку. С самого первого своего Письма к Фессалоникийцам Павел настаивал, чтобы его послания читали всем собранием; послание не являлось достоянием обособленной группы ладей, но должно было служить ориентиром для всех, чтобы к нему можно было всегда обратиться [618] 1 Фесс., 5, 27. .

Это и в самом деле были «апостольские» письма. Они скреплялись подписями всей миссионерской группы. Они устанавливали и утверждали иерархический порядок в христианском обществе, ставили на служение ответственных людей и определяли их полномочия на местах, указывали тех, на кого можно возложить обязанность поддерживать связь между апостолом и Церквами и свидетельствовать об истинном служении Павла, потому что он был главенствующим [619] 1 Фесс., 1, 1 и 3, 2. . В письмах устанавливались положения, допускающие применение различных санкций. Письма создавали канон.

В Коринфе Павел смог дать определение и утвердить характер миссии и структуру Церквей в масштабах области, а также установить дисциплинарные положения. Он был главным основателем всего этого.

В то время, когда Павел писал свои послания, его положение в Коринфе было очень шатким из-за «непорядочных и лукавых людей». Это единственный намек в его посланиях, указывающий на трудности во время миссии, о которых автор «Деяний», напротив, писал очень много [620] Этот намек можно усмотреть во 2 Фесс., 3, 1–2, которое, без сомнения, писалось не во время этих событий и является не лучшим источником в сравнении с Деян., 18, 12–17. .

Ситуация представлена «Деяниями» как сугубо внутренний кризис в иудейском обществе; его можно понять, как столкновение Павла и его обращенных — выходцев из синагоги, таких, как Сосфен, — с законниками. Намерение автора «Деяний» проявляется в той направленности, которая придается событиям: он не только сводит проблему к теоретической борьбе мнений, но и дает неполную картину судебного разбирательства, представляя его, как пример разбирательства обычного — судья, являющийся римским проконсулом, объявляет себя неправомочным и отправляет оппонентов, не рассудив их. Такой пример несудебного разбирательства лицом, представляющим римскую судебную власть, повторялся три раза, в Иерусалиме и Кесарии после ареста Павла: он позволяет автору «Деяний» изобразить это событие таким образом, чтобы полностью устранить то негативное впечатление, которое могло бы появиться у романизированного сообщества при упоминании о разногласиях с властями и законодательством Империи [621] Эта точка зрения, принадлежащая автору «Деяний», который явно не делает категорических высказываний, была развита А.Н. Шервином-Уайтом. «Павел и Галлион», «Римское общество, римский закон в Новом Завете». Оксфорд, 1965, 99-104, сохранив достоинства книги, как исторического источника. .

Однако обвинение в «беззаконии», дошедшее до проконсула, могло опираться только на римскую правовую систему. Ведь Павла обвиняли в беззаконии в рамках такой судебной процедуры, к которой относились весьма серьезно в древнем городе, «веяния» верно говорят об обвинении, предъявленном Павлу: оно заключалось в том, что он призывал «людей» (ничего более не уточняя) «бояться Бога» [622] Деян., 18, 3. О смысле выражения, ставшего предметом споров, смотри дальше. . Так как эта фраза применялась главным образом в иудейских богослужениях и для приверженцев иудаизма, то использование ее в данном случае свидетельствует о вмешательстве обращенных христиан и прозелитов. Прения, в конце концов, привели к тому же результату, что и в Филиппах: нужно или не нужно давать ход прозелитизму? В каких пределах? Споры велись между римлянами, которые не отличали пока еще христиан от иудеев. Так же как в Филиппах и Фессалонике, здесь действовал закон императора Клавдия, позволявший иудейские богослужения, но без лишних эмоций [623] А.Н. Шервин-Уайт, 101, смотри главу 7 и прим. 37. .