К. Любарский - Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах

Вы подчеркиваете: « Мир, который мы наблюдаем, ведёт себя так, как если бы Бога не было ». Но позвольте заметить: в понятие « поведение мира » разве не входит и религиозный опыт человечества? Пусть он выражен не на языке науки; но объявлять его иллюзорным — это значило бы решать вопрос догматически. Верующий может возразить, что связи Бога и мира бесконечно таинственны — невидимы для науки. Бог — это не предмет, не «новая сущность» для естествоиспытателя. Бог выше всякой сущности и всякого определения. Если бы Бога не было, то и ничего бы не было . И вместе с тем мы можем уверенно догадываться, что вмешаться в «поведение мира» насильственно — для Бога значило бы разрушить свой мир , свой замысел свободного мира… Если представить эти доводы на суд агностика — он должен будет признать их уважительными. Я думаю, что «вопрос о Боге» должен всегда оставаться под знаком вопроса — в принципиальной нерешаемости. Продолжение следует.

С величайшим уважением.

31.7.74

Глубокоуважаемый Кронид Аркадьевич!

Продолжая изучение мира атеизма, я обращаюсь к его ценностной, как Вы выражаетесь — нравственной характеристике.

Вероятно, Вы не будете возражать, если в целом Ваше мировоззрение определить как оптимистический безбожный гуманизм. «Высшая ценность — Человек». Какой Человек? Конечно, Вы имеете в виду не белокурую бестию. Везде по тексту Вашего письма видно, что критерий ценности для Вас — « нравственность ». Если Вы разрешите, можно перевести это на общий язык нашего разговора так: духовная красота .

В гуманизме христианском, в Христианстве веры духовная красота называется святостью и ей принадлежит верховное владычество над всем бытием. Идеал человечности для нас — Христос, Сын Божий. В таинственной общности с Ним все мы, каждое лицо человеческое, надеемся на Вечную жизнь.

С такими идеями христианства я вхожу в мир гуманизма безбожного — и что же я здесь вижу: я вижу, что духовная красота, идеальная человечность здесь поругана, повержена в прах. Христос умер и не воскрес, и все мы приговорены к вечной погибели. Говорят, что пусть мы умрем — зато будущие поколения возрадуются чему-то на наших могилах. Но ещё праведный Иов надеялся: «Мои глаза, не глаза другого , увидят Его»… Нам предлагается верить, что глаза другого увидят за нас что-то уж такое хорошее, чего и описать невозможно. Но увидят они то же самое, что и мы — свою смерть.

Где же этот Человек с большой буквы, высшая ценность бытия? Оказывается, что его нет — что это только обозначение суммы нулей, суммы смертей личного существования. А без личности нет и человечности. И даже обходя проблему личности, говоря о человечестве только собирательно, даже только физически: если нет Бога, нет Вечности — то нет и человечества. Ибо вот — и в Вечности его нет, и на земле его нет, на земле только дежурное, в свою очередь исчезающее поколение. А всё человечество оказывается суммарно не на земле, а в земле — этой нашей общей могиле.

Есть ли нравственный смысл в этом царстве смерти? Только один пример. Вот человек страдает за правду, страдает вполне бескорыстно, не ожидая себе никакой Вечности, — и это в высшей степени нравственно, прекрасно. Но то, что он не увидит Вечности, будет уничтожен — это в высшей степени безнравственно, чудовищно безобразно, и с этим я никак не могу примириться. Я готов бываю иногда примириться с моим личным уничтожением, но с уничтожением Христа я не могу примириться. И с Вашим уничтожением я не могу примириться. Такой мир не достоин существования, выражаясь на Вашем языке — это мир безнравственный .

Итак, я имел основание, воображая себя в мире атеизма, испытывать чувство ужаса, сознание абсурда человеческого существования. Но вот, я читаю — Вы не унываете, Вам интересно жить, радостно жить… Правильно поступаете. Ибо и я-то ведь только воображал себя в мире ужаса и абсурда. С точки зрения верующего я думаю, что у Вас — очень здоровая душевная конституция, и в оптимизме Вашем действует природная и сверхприродная сила Вашей человечности.

1.8.74

Глубокоуважаемый Кронид Аркадьевич!

Далее в Вашем письме Вы обращаетесь к критике религии — и здесь Ваши соображения весьма актуальны для нас, верующих. Мы находимся, как это можно назвать, в «теоретическом кризисе» Христианства веры. Говорю это в нестрашном смысле — в кризисе усовершенствования и развития. То, что на Западе так кощунственно, нелепо называют «смертью Бога», в действительности есть отмирание негодных религиозных представлений. «Бога мировая война убила», — говорит кто-то в романе «Тихий Дон». Фактически же войны и все наши беды XX века убили не Бога, а убили в нас ложное представление о Боге, что Он будто бы всем этим повседневно распоряжается и во всём этом виноват… Кто-то из протестантов на Западе писал, что нам следовало бы на некоторое время вообще воздержаться от употребления самого этого слова «Бог» — чтобы освободить его от наших привычных ложных и пошлых ассоциаций. Другой кто-то выразился в том смысле, что на обычном понятийном языке говорить о Боге нельзя, что так мы способны сказать о Нём только глупости… Увы, о современных движениях христианской мысли мы узнаём только вот так отрывочно из сообщений примитивной антирелигиозной литературы.

Наши условия таковы, что в лучшем случае мы оказываемся способны заново изобрести велосипед. По всей вероятности так надо сказать и о столь радостной для меня идее Церкви доброй воли, а может быть и о её графической символизации (действительно похожей на велосипедное колесо). Изобретение это имеет прямое отношение к тому, что Вы пишете о независимости религии и морали.

Я слишком необразован, чтобы критически рассмотреть Ваши биологические идеи о происхождении морали и библейских Десяти заповедей. Покажу это специалисту. От себя только замечу, что глубоко неверно называть ветхозаветные заповеди Христианством.

В исторических же примерах и житейских наблюдениях Ваших — сущая правда. Один мой приятель писал так, что если бы ему случилось попасть на необитаемый остров, он предпочёл бы иметь товарищем всё-таки верующего, чем атеиста. Он рисковал жестоко ошибиться. Смотря какой верующий и какой атеист. Имею великую честь лично знать людей героически высокой нравственности — академик, генерал, литераторы, врачи, математики, физики, столь быстро освоившие юриспруденцию: и вот — почти все они называют себя атеистами.

Но нельзя отрицать и той правды, что все такие наблюдения — только моментальные фотоснимки, по которым нельзя выносить однозначных суждений. Наши предки живы не только «на том свете» — они живут в нас самих, душа уходит корнями в глубины рода. Прекрасные цветы нравственности тех, кто называет себя атеистами, взошли на почве христианской семьи и христианской культуры. Грандиозный эксперимент антирелигиозного воспитания ещё только в самом начале. Не знаю, как относитесь Вы к Достоевскому: кое-в чём конкретном он очень ошибся, но ведь многое он и предчувствовал в принципе абсолютно верно. И вот, он написал: «Если Бога нет, то все позволено». А в записную книжку внёс для памяти: «Без Христианства же человечество разложится и сгниет»… Есть отдалённо похожее суждение о. Пьера Тейар де Шардена — почти не помню слов, передаю смысл так, как я его понял: если Человек не будет иметь личного бессмертия в Вечности — он должен будет «забастовать», отказаться возглавлять Эволюцию.