Андрей Плюснин - Священномученик Фаддей, архиепископ Тверской

В Астрахани владыка Фаддей был окружен всеобщей любовью как мирян, так и духовенства. Хотя среди части астраханского духовенства в отношении к владыке ощущалась некоторая двойственность: с одной стороны, они разделяли общее умиление его прекрасной личностью, его монашеской кротостью, смирением, чрезвычайной доступностью и простотой в обращении со всеми, но, с другой стороны, в них проглядывала добродушная ирония по поводу его метода управления епархией, состоявшего в полном самоустранении от всех административных дел. Действительно, владыка отстранял от себя административную часть управления епархией, это могло показаться странным, совершенно необычным, противоречащим церковному порядку. У владыки не было своей канцелярии. Была всего одна именная архиерейская печать для ставленнических грамот и указов о назначениях и перемещениях. Ставленнические грамоты и окружные (пасхальные и рождественские) послания печатала на машинке дочь ключаря — Елизавета Дмитриевна, а указы о назначениях выводил от руки сам ключарь о. Дмитрий Стефановский. Все делопроизводство находилось у ключаря в саквояже. Конечно, быть может, в то время административные функции епархиального архиерея были очень незначительны. После кончины Патриарха Тихона и ареста его местоблюстителя — митрополита Петра (Полянского) епархии вообще остались без центрального управления. Что же делать в таких условиях канцелярии? Формуляров на духовенство не велось после того, как в дни революции была разгромлена Консистория, а вместе с ней уничтожены и формуляры. А уж дисциплинарных дел и вовсе быть не могло: потому что за всю свою архиерейскую деятельность владыка Фаддей ни на кого ни одного взыскания не наложил. Более того, никто не слышал от него какого-то ни было устного упрека или грубого слова, сказанного в повышенном тоне.

По правде сказать, и не было у владыки времени для канцелярских дел. Ежедневные, утром и вечером, посещения церкви и служба, а днем — прием посетителей, постоянно толпившихся на лестнице, в коридоре, во дворе, ввиду открытого доступа к владыке. Какой-то деревенский батюшка, узнав о простоте приема посетителей архиереем, явился к нему прямо с парохода в шесть часов утра. И был сразу принят.

Конечно, можно предположить, что чисто аскетический строй жизни выработал у владыки Фаддея осознание, что, помимо чисто монашеского делания — созерцания, богомыслия и молитвы — его внешняя миссия как епископа должна состоять в постоянной апостольской связи с народом, в назидании верующих сердец. Все остальное приложится. Именно такое, чисто духовное управление паствой, составляющей тело Церкви Христовой, соответствовало внутреннему убеждению владыки. И не случайно говорил он часовые проповеди за каждым богослужением, вел беседы за акафистами, в течение двух лет объяснял Священное Писание, предпринимал апостольские поездки по епархии. И верующие люди, следовавшие за ним тысячами, видели в нем не только отрешенного от всего мирского святого человека, но и своего духовного отца.

Собственный пример был главной силой для архиепископа Фаддея в управлении Церковью. Вот один из случаев, показывающих влияние собственного примера владыки на других. Дьякон церкви села Никольского Дмитрий Попов был уволен церковным советом из прихода за самогоноварение. Зная о близости Аркадия Ильича Кузнецова к архиерею, он явился к нему с просьбой, ссылаясь на бедственное положение его большой семьи, не сможет ли Аркадий Ильич замолвить за него слово перед владыкой. Было место дьякона во Владимирской церкви (у о. Дмитрия был хороший бас), но нужен архиерейский указ. О. Дмитрий уверял Кузнецова, что обвинение его в самогоноварении — клевета, тот поверил, и они вместе пошли к владыке. Оставив дьякона ожидать в коридоре, Аркадий Ильич зашел в келью и рассказал владыке, зачем он пришел. Владыка уже знал о случившемся из письма старосты из села Никольского. «А он не будет варить самогонку в городе?» — спросил владыка у Кузнецова.

Тот убежденно ответил, что это клевета и что сам о. Дмитрий здесь и собирается опровергнуть обвинение. Кузнецов позвал дьякона, а тот, едва переступив порог кельи, сразу же бросился в ноги архиерею. Владыка смутился: «Что вы, что вы, зачем это?» И, наклоняясь, стал поднимать его за руку. А дьякон завопил своим басом: «Простите меня, владыка святой… Я недостойный, окаянный, дьявол меня попутал и завлек в этот грех…» Когда он успокоился, владыка спросил его: «Даете вы слово, что больше не будете заниматься самогонкой?» Обрадованный дьякон в слезах, с крестным знамением дал обещание. Владыка преподал ему благословение и сказал: «Молитесь Божией Матери, чтобы Она помогла вам избавиться от этого соблазна». После этого о. Дмитрий повернулся лицом к Кузнецову и повалился ему в ноги, прося прощения в том, что он ему солгал. Позже, вспоминая этот случай, о. Дмитрий Попов рассказывал Кузнецову: «История моего назначения во Владимирскую церковь есть история исцеления от моих недостатков. Я лгал вам, что не варил самогон, хотел эту ложь продолжить и у архиерея. Но, увидев его, я понял сразу, что такому человеку лгать нельзя. Его аскетический вид, большие глаза, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией. Беру на душу величайший грех, если скажу вам, что другому архиерею, особенно тому, кто меня рукополагал, я не солгал бы, зная, что за признание он оттаскал бы меня за волосы и другого места не дал… Данное обещание я твердо храню и со слезами вспоминаю милость ко мне этого чудесного человека». Дьякон Дмитрий Попов, по отзывам духовенства и церковного совета Владимирской церкви, был примерным человеком, отличался благочестием. Через год владыка Фаддей сделал его протодьяконом. Умер он от туберкулеза в 1933 году.

Понимая душу и мистический склад жизни владыки, само его окружение старалось уже избавить его от административных, канцелярских дел. Под руководством о. Дмитрия Стефановского духовенство занималось разными церковными вопросами.

План богослужений архиерея составлялся здесь же, ключарь показывал его владыке, обычно он с ним соглашался и один экземпляр прикреплял к стене у единственного стола. Часто владыка не знал, кто будет ему сослужить в том или ином богослужении, так как во все эти вопросы не вникал.

Владыка любил церковное пение. Зная это, окружавшее его духовенство маневрировало певцами. Нужно сказать, что в Астрахани в те времена было несколько прекрасных хоров. В Петропавловской церкви руководил хором знаменитый Жимский, в Иоанно-Златоустовской церкви — Васильев (бывший регент Успенского кафедрального собора), а во Владимирской церкви — Власов-Желудков. Одним словом, в каждой церкви, находившейся под окормлением владыки Фаддея, был хороший хор. И вот к тому или иному архиерейскому богослужению церковный хор усиливался за счет хоров других церквей. Иногда сам владыка говорил ключарю, чтобы он попросил регента спеть «Херувимскую» Рахманинова, Чайковского или еще какого-нибудь автора.