Гус Кёйер - Книга всех вещей

— Ну... — начал он.

— Второй пункт программы, — объявила госпожа ван Амерсфорт. — Музыка из патефона.

Она покрутила ручку.

— Пластинка Элизы, — добавила она.

Комнату наполнила музыка, какой Томас никогда раньше не слышал. Наперебой дудели всевозможные дудки и стучали барабаны. Поначалу он не очень понимал, что к чему. Но потом одна звонкая труба возглавила все остальные дудки. Труба пела и хихикала, как пляшущий вприпрыжку ангел. Трудно было удержать ноги, так они хотели пуститься в пляс.

— Луи Армстронг, — объявила тетя Беатрикс, сверкая золотым зубом.

— Эгей! — воскликнула тетя Магда. Она подняла руки вверх и стала трясти верхней половиной тела. Цветочки на ее платье заплясали, как лодочки на волнах.

Госпожа ван Амерсфорт встала и передала Томасу конверт от пластинки. На нем чернокожий мужчина прижимал к губам блестящую трубу.

— Негр, — удивился Томас. Потому что он думал, что негры живут на десятицентовые монетки, которые каждую неделю собирают для миссионеров в школе. А игрой на трубе не зарабатывают. — Я никогда не видел настоящего негра, — признался он.

— Мы многого на свете еще не видели, — сказала Элиза. — Я, например, никогда не видела настоящего «роллс-ройса».

— Какая удивительная музыка! — воскликнула тетя Пия. Над верхней губой у нее остались взбитые сливки. — У меня прямо мурашки по коже!

— Где? Где? — оживились пожилые дамы.

— Везде! — ответила тетя Пия. Она провела рукой по блузке и брюкам.

Когда музыка закончилась, отец встал.

— Мне надо еще поработать, — сказал он. Он протиснулся между стульями к двери. Томас надеялся, что он уйдет к себе в боковую комнатку молча. Но у двери отец обернулся. — К тому же мне не хочется слушать языческую музыку негров, — добавил он. — И бессмысленные стишки.

— Та-ла-ла, та-ла-ла, та-ла-ли-лу-ла, — пропела Марго.

Отец посмотрел на нее.

Марго прекратила петь. И встретила его взгляд.

Она смотрела не зло, не ласково, она просто смотрела. Ее лицо не выражало ничего.

Потом Томас увидел, что ее глаза заблестели, как зеркала. Отец посмотрел в эти зеркала и увидел в них себя. Никто не знал, что он там видит, потому что Марго смотрела только на него. Он стоял перед ней один.

«Марго перестала бояться, — написал Томас в "Книге всех вещей", — и у меня на глазах превратилась в ведьму».

Тетушки и пожилые дамы принялись радостно переговариваться, как будто такие превращения — самое обычное дело. На отца больше никто не обращал внимания.

— Третий пункт программы! — объявила госпожа ван Амерсфорт. — Томас прочитает еще одно стихотворение Анни Шмидт.

А отец все стоял. Он беспомощно смотрел в глаза Марго. Томас видел, что отец ее любит. И его. И маму.

Он видел, что отец хочет остаться, но в то же время хочет уйти.

Отец боялся радости. Особенно он боялся насмешек.

Он боялся, что кто-нибудь скажет, что человек происходит от обезьяны. Или что земля намного старше, чем четыре тысячи лет. Или спросит, где Ной взял белых медведей. Или будет сквернословить. Всего этого отец боялся до смерти.

Мама обернулась и посмотрела на отца.

— Посиди с нами, давай, — жестом показала она.

Но отец не мог. Он боялся быть с ними заодно. Он развернулся и закрылся в своей боковой комнатке.

Томас видел то, чего не видел никто другой. Он не знал, как это у него получается, но так было всегда. Сквозь стену он видел отца. За письменным столом. Одного.

У Томаса в животе появилось странное ощущение. Сначала он подумал, что опять проглотил бегемота, но потом понял, что это сострадание.

Он прочитал стихотворение и выслушал аплодисменты, но думал совсем о другом.

В восемь часов он пошел спать, потому что на следующий день надо было в школу. Внизу еще долго звучали музыка и смех. Он пытался думать об Элизе, а не об отце в боковой комнатке. Это было непросто.

«Я надеялся, что он сидит у окна и думает, — написал Томас в "Книге всех вещей". — А не стоит на коленях с закрытыми глазами». Но Томас знал, что надеется зря.

И все же вечер удался на славу. Дверь была открыта, и мог прийти кто хочет. Все слушали зажигательную музыку и смешные стихи.

— Посиди с нами, давай, — прошептал Томас.

— Что-что? — переспросил знакомый голос.

Томасу так хотелось спать, что он не мог открыть глаза.

— Я сказал: «Давай, посиди с нами», — пробормотал он.

— О'кей, — ответил Иисус. Господь присел к Томасу на кровать.

— Хороший получился вечер, — сказал Томас.

— Это здорово, — ответил Иисус.

Потом они немного помолчали. Внизу на трубе играл Луи Армстронг.

— Иисус? — позвал Томас.

— Что, Томас?

— Ты можешь помочь папе?

— Боюсь, что нет.

Жалко, но Томас понимал, что некоторых людей спасти непросто.

Нельзя просить у Господа Иисуса невозможного.

— Как думаешь, Элиза будет меня ждать?

— Думаю, да, — сказал Иисус.

— Очень страшно смотреть, как она снимает кожаную ногу?

— Да нет, — ответил Иисус. — Бывал ты в переделках и похуже.

Это правда. Он за свою молодую жизнь навидался страшного. Попокусы, дедушкины вставные челюсти, деревянные ложки, распухшие носы, ножи для мяса и женщины с зубами наружу. И все равно он станет счастливым.

— Просто я собираюсь на ней жениться, — поделился своими мыслями Томас.

Господь Иисус положил руку ему на голову и сказал:

— Даю тебе свое благословение.

Тогда Томас заснул, а Иисус поднялся к себе на небо.

Ангелы ждали его с обеспокоенными лицами и глубоко вздыхали.

— Как дела у Томаса? — спросил один ангел.

— Да, как он там? — вторили другие хором примерно в сто голосов. Тут надо сказать — все они были безнадежно влюблены в Томаса.

— С ним все будет хорошо, — сказал Иисус.

— Скоро Ты возьмешь его к Себе? — спросил черный-пречерный ангел. В последнее время таких становилось все больше. — Я так хочу поиграть для него на трубе.

— Нет, — сказал Господь Иисус. И улыбнулся. — Кстати, ни у кого из вас нет ни малейшего шанса.

— Почему? — расстроились ангелы.

— Ни у кого из вас нет кожаной ноги, скрипящей при ходьбе, — заключил Он.

На это ангелам возразить было нечего. Все они прекрасны как на подбор, но кожаной ноги ни у кого из них не оказалось. У каждого свои недостатки.