Юлия Посашко - Монахи. О выборе и о свободе

Потом мы с ним расстались, я приехал в то место, в небольшой городок, где у меня был изначально забронирован номер в гостинице, и провел оставшееся время, практически не выходя из этого номера, читая монашеское правило и прося Бога только о том, чтобы, когда я вернусь, Он для меня вход в эту жизнь открыл. Причем у меня было чувство, как у ребенка, которого все бросили, который всего лишился и который просит о самом для него насущном и необходимом.

А когда я вернулся, оказалось, что все, что было когда-то интересно, что захватывало, потеряло для меня свою привлекательность, перестало захватывать. Была масса дел, в которые я уже «влез», мне приходилось делать их по инерции, без всякого к ним сочувствия.

Надо сказать, что все люди, которые знали о моем желании монашества – а их было немного – все меня отговаривали. Никто не верил, что это было не сиюминутное желание. Даже отец Мелхиседек (Артюхин), очень близкий мне человек, большую роль в моей жизни сыгравший, с которым мы по приезде моем из Бари поехали и на остров Залит, и в Печоры, и тот меня отговаривал.

– Монах и – отговаривал от монашества??

– Человека нельзя никогда к выбору монашества влечь. Более того, я считаю, что его надо даже как бы отталкивать от этого. Потому, что если это действительно любовь сердца, человека ничто от нее не отлучит, ничто не оттолкнет.

Если рассуждать о выборе монашеского пути, мне очень близко то, что говорил на этот счет старец Паисий Святогорец [35] . Что, если в человеке, который хочет принять монашество, девяносто процентов за этот выбор, а десять – против, ни в коем случае нельзя становиться монахом. Потому что эти десять превратятся в девяносто, а девяносто – в десять.

Если, например, приходит молодой человек и говорит: «Я хочу жениться», и ты ему задаешь один единственный вопрос: «Ты любишь эту девушку?», а он говорит: «Не знаю.», то такому человеку ни в коем случае нельзя жениться, потому что он не знает, что такое любовь. Пусть он уйдет, подождет, пока это чувство в нем вызреет, постепенно придет к осознанному ответу на этот вопрос. Но жениться ему нельзя. Потому что он сломает жизнь и себе, и этой девушке.

То же самое с монашеской жизнью.

Я знаю, к Кому пришел

– Когда я пришел в монастырь, у меня был такой настрой: даже если меня отсюда будут гнать палками, уничтожать, унижать – я никуда отсюда не уйду. Потому что я знаю, к Кому я пришел. Несмотря на все несовершенство внешней формы нашего монашества, оно остается самым прямым, после мученичества, путем к Богу. Но если к мученичеству нельзя прийти своей волей, самостоятельно, то к монашеству – можно.

Есть замечательная книга, которая для меня является неким выражением моего собственного понимания монашества и жизни человека с Богом: книга святителя Григория Нисского «О жизни Моисея-законодателя». Посредством ее я решил для себя самый главный вопрос, укрепился в том понимании жизни человека с Богом, которое уже начало складываться у меня.

Вся жизнь человека должна быть непрестанным следованием за Богом. Самое главное – не по необходимости, а сердцем подчиниться тем путям, которыми тебя ведет Господь. Преподобный Макарий Оптинский говорил об этом по-другому: христианин должен быть как вол, которого ведет его хозяин. Вол не спрашивает о том, почему, зачем, куда его ведут – он просто идет. С одной лишь разницей: скотина очень приблизительно может понять, куда ее ведут, а человек понимает, что его влечет любовь Божия.

Вместо просимого – Сам Господь

– Но вот вопрос: как понять, чего ожидает от тебя Господь?

– Преподобный Варсонофий Великий говорит, что в большей степени человек должен познавать волю Божию из обстоятельств своей жизни.

Для меня главная тайна монашества заключается в следующем. Что происходит, когда человек произносит монашеские обеты? Что он делает особенного, чего не сделал бы в миру? Если человек принимает постриг действительно сознательно, разумно, то он заключает некий завет с Богом: он отдает себя полностью в Его руки. Господь ведет его по жизни, потому что он дал Ему на это полное право. Ведь если человек не дает Богу права на свою жизнь, Господь в нее не вторгается. Он всегда оставляет за человеком свободу, какой бы страшной она ни была. И Господь только тогда начинает делать то, что Он сделать хочет, когда человек не противится этому.

Человек, принимая монашество, самого себя приносит в жертву, в жертву своей любви к Богу. И если он этого не понимает, он совершает ошибку, становясь монахом. С того момента, как он принял постриг, с ним может случиться все, что угодно. Обстоятельства его жизни могут обернуться так, как он никогда не ожидал, но самое главное – что с этого момента Господь Сам его будет вести своим особым, единственным путем, помогая человеку всеми средствами исполнить возможную для него меру близости к Нему на пути монашества. Как это будет происходить – никому не ведомо.

Авва Дорофей [36] говорит о том, что если человек что-то просит у Бога – еду, одежду, жилище, вещи – и, не получив, смиряется, то это означает, что Господь Сам будет ему вместо просимого. Да, если человек от чего-то отказался ради Бога, то вместо этого будет Сам Господь.

– Вам приходилось в своей жизни опытно переживать правоту вот этих слов аввы Дорофея?

– На самом деле это настолько часто происходило и происходит, что я сейчас не смогу даже отдельный пример привести. Эти «возвраты» происходят постоянно. Я даже не знаю, как я за них буду отвечать.

Бари – остров Залит – Печоры

– Вернувшись из своей поездки в Бари, я, как уже говорил, вместе с отцом Мелхиседеком отправился сначала к отцу Николаю Гурьянову [37] , чтобы рассказать ему о своих сомнениях, о том, что я не знаю, есть ли воля Божия на этот мой выбор или нет. Он сказал: «Что ты переживаешь? Это дело хорошее. Иди». И добавил слова, которые я понял так: в свое время, уже в монашестве, мне придется вернуться к своей «писательской», журналистской деятельности. Поэтому когда так оно и произошло, я воспринял это как должное.

А буквально через несколько дней мы побывали у архимандрита Иоанна (Крестьянкина) [38] . У него я уже не собирался ничего спрашивать – зачем спрашивать дважды? – просто была возможность с ним встретиться, и мы ею воспользовались. Отец Мелхиседек ничего про меня не говорил, но первое, что сказал мне отец Иоанн, когда мы зашли: «Ну что, монах или еще не монах?»

И на меня напал какой-то такой ступор, я не мог ничего толком сказать, и прежде моего ответа отец Иоанн добавил: «Только не возлагай на себя креста более тяжкого – креста жизни супружеской!» Для меня это было еще одним подтверждением правильности моего решения и в этом смысле большой поддержкой и утешением.