Питер Крифт - Статьи

Войдя в наш мир, Он вошел также и в наше страдание. Он сидит рядом с нами в машине, застрявшей в снегу. Иногда Он помогает нам завести машину, но даже если и не делает этого, Он там. И только это и имеет значение.

Стоит ли переживать о машинах, успехах, чудесах или продолжительности жизни, если Бог — рядом? Он рядом с нами в самых низинных участках нашей жизни, покрывая их, как вода.

Вы разбиты? Он разбит вместе с вами. Вы отвержены? Вас презирают не только за злое, но и за доброе, или даже за попытку сделать добро? Он был «презрен и умален пред людьми».

Вы скорбите? И эта скорбь хорошо вам знакома, она ужасающе часто посещает вас? Говорите ли вы себе: «О, нет, только не это! Я больше не могу!» Он был «муж скорбей, изведавший болезни». Вас не понимают люди, от вас отворачиваются? Они «отвращали от Него лицо свое», как от отверженного, от прокаженного. Вашу любовь предали? Ваши нежнейшие отношения разорваны? Он тоже любил и был предан теми, кого любил. «Пришел к своим и свои Его не приняли».

Иногда нам кажется, что жизнь проходит мимо, оставляя нас на обочине, увлекая в пучину ненужности и забвения. Он тоскует вместе с нами. Его тоже не замечают в мире. Его страдающая любовь отвержена.

Его последователи часто сами виновны в этом; они сделали Его имя соблазном, особенно среди избранного народа. Как иудею найти дорогу к Нему через сломанные копья кровавых предубеждений? Мы почти лишили возможности Его собственный народ любить Его, видеть Его таким, как Он есть, без дыма сражений и холокоста. Присутствие — признак любви.

Как Он смотрит на нас сейчас? С постоянной скорбью, но не с презрением. Мы раним Его. В Его кресте тысяча девятьсот гвоздей. Мы, Его возлюбленные, долгожданные, страстно желанные, все время холодны и корректны, все время держимся на расстоянии. А Он все еще вынашивает наш мир, как курица, которая высиживает яйцо, как мать, у которой все ее возлюбленные дети обратились против нее. «Оставит ли мать грудное дитя? Даже если и она оставит, Я не оставлю тебя».

Он рядом с нами не только в страданиях, но и даже и тогда, когда мы грешим. Он не отворачивает Свое лицо от нас, несмотря на то, что мы отворачиваемся от Него. Он терпит нашу духовную коросту и наши шрамы, наши насмешки и хохот, нашу ненависть и высокомерие только для того, чтобы быть с нами. Присутствие — признак любви.

Нисходит ли Он в наш ад? Да. Незабываемая строка от Кори Тен Бум из глубины нацистского лагеря смерти: «Как глубока не была бы пропасть, Его любовь еще глубже».

Нисходит ли он в насилие? Да, подвергаясь ему и оставляя нам выбор, который до сего дня только некоторые мужественные души осмелились сделать; наиболее заметен в нашем веке даже не христианин, а индус.

Нисходит ли он в безумие? Да, и в эту тьму тоже. Даже в безумие суицида? Может ли Он быть и там? Да, может. «И тьма не затмит от Тебя». Он открывает или творит свет даже там, во тьме безумия — возможно, не до будущего мира, но до освобождения через смерть.

Ибо самая темная дверь в мире поддалась, и свет свыше устремился в наш мир, освещая нам путь, ведь Он изменил значение смерти. Он не просто воскрес из мертвых, Он изменил значение смерти, а значит, и значение всех маленьких смертей, всех страданий, приближающих смерть и приводящих к ней.

Смерть, как рак, проникает в жизнь. Каждый день мы теряем часть жизни — здоровье, силы, молодость, надежды, мечты, друзей, детей, саму жизнь — все это медленно утекает, как вода сквозь наши дрожащие от безнадежности пальцы. Мы ничего не можем сделать, самые отчаянные наши попытки не могут удержать жизнь.

Не утекает только та жизнь, которая уже вся разлилась водой. Не разбиваются только те сердца, которые тщательно возводят маленькие преисподние самоконтроля без любви, коконы безопасности, респектабельного эгоизма, чтобы оградить себя от периодически накатывающихся волн печали, которые рано или поздно постигают всех нас.

Он пришел в жизнь и смерть, и все еще приходит. Он все еще здесь. «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мат. 25:40).

Он здесь. Он в нас и мы в Нем; мы — тело Его. Он задыхался в печах Освенцима. Над ним насмехались в советские времена. Его разрывали на части в тысячах легальных и безопасных лагерях смерти для нерожденных детей, разбрасывая по всему миру, и эти частички слишком малы, чтобы нам видеть их и переживать о них.

Он предан забвению в мире, больше чем кто-либо еще. Он — Тот, кого нам нравится ненавидеть. Он исполняет то, к чему призывал: Он обращает другую щеку под наши удары. Это как раз то, чем является любовь, что она делает и что она получает взамен.

Любовь привела Его сюда. Только любовь. Мухи, жужжащие у креста, удары римского молотка, разрывающие гвоздями Его нежную мягкую плоть, бесконечно более жестокие удары от Его собственного народа, не знающая пощады ненависть, ударяющая по сердцу — за что? За любовь. Бог есть любовь, точно так же, как солнце — это огонь и свет, и Он не может не любить, как солнце не может не светить. Он не всегда утирает слезы, но Он плачет вместе с нами.

Следовательно, когда мы чувствуем, что жизнь нас бьет по голове или по сердцу, мы знаем — мы должны это знать — что Он с нами, принимает эти удары. Каждая наша слеза становится Его слезами. Он, быть может, еще не осушил наши слезы, но Он плачет вместе с нами. Хотели бы мы, чтобы Он отер с наших очей слезы, в то время как Его очи полны ими?

Он пришел. Он здесь. Это очень важно. Если Он не исцеляет все наши раздробленные кости, изломанные жизни, разбитую любовь сейчас, то Он Сам, как преломленный хлеб, нисходит в наши обстоятельства, питая нас. И показывает нам, что мы можем использовать саму нашу изломанность, чтобы питать тех, кого мы любим.

Поскольку мы — Его тело, мы также хлеб, преломленный за других. Наша несостоятельность помогает исцелить жизни окружающих; наши слезы помогают утереть слезы с их очей; будучи ненавидимы, мы помогаем тем, кого мы любим. Когда те, кого мы любим, кладут трубку, не дослушав нас, мы не прекращаем с ними общение. Его присутствие с нами позволяет нам быть с теми, кто отказывается от нас.

Вероятно, Он даже там, где страдают животные, если, как Писание, кажется, говорит, мы каким-то образом ответственны за них, и они страдают вместе с нами. Он не только наблюдает за падением на землю каждой «малой птицы», но и страдает вместе с ней.

Все наши страдания превращаются в Его труд, наши страсти в Его действие. Вот почему, по мнению Паскаля, Он учредил молитву: чтобы наделить творение достоинством причинности. Мы и в самом деле Его тело; Церковь — это Христос, в том смысле, в котором мое тело — это я. Вот почему апостол Павел говорит, что он восполняет в плоти своей недостаток скорбей Христовых за Тело Его (Кол. 1:24).