Питер Крифт - Статьи

Итак, ответ Божий на проблему страдания — не только событие 2 000 летней давности, но это то, что происходит и сейчас в нашей жизни. Решением проблемы наших страданий являются сами страдания! Все наши страдания могут стать частью Его труда, величайшего труда, когда-либо совершаемого, труда спасения, труда, которым мы помогаем нашим любимым обрести вечную радость.

Каким образом? Это может произойти при одном условии: если мы верим. Вера — это не просто разумный выбор, который мы делаем; это соглашение с Ним. «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).

Согласно Евангелию от Иоанна, верить — означает принимать (Ин. 1:12), принимать то, что Бог уже сделал. Его часть труда завершена (Он сказал на кресте: «Совершилось»). Наша часть — принять этот труд и позволить Ему совершить работу в нас и через нас, в том числе и через наши слезы. Мы возносим наши печали к Нему, а Он и в самом деле принимает их и использует настолько действенно, что мы замерли бы от восторга, если бы узнали, как именно.

Христианин видит страдания, как и все остальное, в совершенно другом свете, в совершенно другом контексте, чем неверующий. Он рассматривает их и все остальное в контексте отношений между Богом и им, как дар от Бога, приглашение от Него, призыв к действию, нечто общее между Богом и им. Все относительно.

Неверно считать, что я имею отношение к объекту, а Бог находится где-то на заднем плане; это Бог является Тем, к Кому я имею отношение. Все между нами и Богом. Природа — это не просто природа, но творение, Божье творение. Рождение детей — это произведение потомства. Я сам — это Его образ, не мой, но Его, взятый мною взаймы. Наши страдания становятся трудом любви.

Итак, что же такое страдание для христианина? Это приглашение Христа последовать за Ним. Христос взошел на крест, и мы приглашены к тому же самому кресту. Не потому, что это крест, но потому что это Его крест. Страдания благословенны не потому, что это страдания, но потому что это Его страдания.

Не страдания служат объяснением для креста; крест служит обстоятельством, которое объясняет страдания. Крест сообщает это новое значение страданию; теперь это не только между Богом и мною, но также и между Отцом и Сыном. Первое «между» вознесено к Троице в обмен на второе. Христос позволяет нам быть участниками Его креста, потому что это означает позволение участвовать в обмене с Троицей, разделять глубокую внутреннюю жизнь Бога.

Фрейд говорил о двух наших абсолютных потребностях — в любви и в труде. Обе теперь удовлетворены в том, чего мы больше всего боимся — в страдании.

Труд — ибо наши страдания становятся opus dei, работой Божьей, работой по строительству Его Царствия.

Любовь — ибо наши страдания становятся трудом любви, трудом искупления, спасающим тех, кого мы любим.

Истинная любовь, в отличие от популярных сентиментальных подделок, желает страдать. Любовь — это не «лямур». Любовь — это крест.

Мы начали с проблемы исключительно страдания, со креста без Христа. Но нам нельзя впадать и в противоположную, такую же ошибочную крайность — Христос без креста. Взгляните на распятие. Святой Бернард Клеровский говорит, что всякий раз, когда он это делает, пять ран Христа кажутся ему губами, произносящими: «Я люблю тебя».

Таким образом, чтобы решить проблему страдания, Иисус совершил три вещи.

Во-первых, Он пришел. Он страдал вместе с нами.

Во-вторых, став человеком, Он изменил смысл страдания: теперь это часть Его искупительного подвига. Наши смертные муки становятся муками рождения в рай, не только для нас самих, но также и для тех, кого мы любим.

В-третьих, Он умер и воскрес. Умерев, Он заплатил цену за грех и открыл для нас небеса; воскреснув, Он превратил пропасть смерти в двери, конец в начало.

Воскресение было настолько важно для учеников Христа, что когда Павел благовествовал в Афинах, жители этого города подумали, что он проповедует о двух новых богах — об Иисусе и воскресении.

Третье дело — воскресение. Это не просто меняет все в мире. Многие соболезнования начинаются со слов, вроде: «Я знаю, что ничто не может вернуть дорогого вам человека, но…»

И не важно, что будет сказано дальше, не важно, сколь утешительной будет психология, которая последует за этим «но», человеку, потерявшему близких, христианство говорит нечто такое, что все остальное делает тривиальным, нечто такое, что более всего жаждет слышать скорбящий: Бог может вернуть наших дорогих к жизни и сделает это. Воскресение существует.

Какое это имеет значение? Дело все в том, дана ли нам вечная и бесконечная радость или же вечная и бесконечная печаль. Воскресение было настолько важно для учеников Христа, что когда Павел благовествовал в Афинах, жители этого города подумали, что он проповедует о двух новых богах — об Иисусе и воскресении (анастасис) (Деян. 17). Павел также говорил: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша… И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор.15:14,19).

По воскресении, когда уже не будет больше слез, мы — невероятно! — будем оглядываться на наши печали и смеяться, не насмешки ради, но от радости. Да мы и сейчас порой поступаем так же.

После того как тяжкая тревога улеглась, серьезная проблема решена, тяжелая болезнь исцелена, сильная боль отпустила, ретроспективно прошлое выглядит совсем по-другому, не таким, каким оно казалось, когда это было в будущем, в перспективе, или в настоящем, в момент переживания. Помните смелое высказывание святой Терезы, которая говорила, что в раю самая несчастливая земная жизнь будет выглядеть как всего лишь одна ночь в неудобном отеле!

Если вам трудно в это поверить, если вы считаете, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, знайте, что даже атеист Иван Карамазов понимал, в чем состоит эта надежда. Он говорил:

«Я убежден как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими крови, хватит, чтобы не только было возможно простить, но и оправдать все, что случилось с людьми…»

Но почему же тогда Иван остается атеистом? Потому что, несмотря на то, что он верит, он не принимает этого. Он не сомневающийся, он бунтарь. Как и его герой, Великий Инквизитор, Иван обвиняет Бога в том, что Он недостаточно добр. В этом глубочайший источник неверия: не разума, а воли.