Алексей Бакулин - Письма в Небеса

О Ломоносове-историке предпочитают помалкивать. Почему бы это? Ответ прост: Михайло Васильевич был яростным противником норманизма — теории, по которой государственность пришла на Русь с германцами, а не было бы германцев — и русские до сих пор представляли бы собой дикие кочевые орды. В сущности, и историком-то Ломоносов стал после того, как до глубины души возмутился докладом учёного немца Миллера: сей профессор перед лицом императрицы Елизаветы Петровны прочёл лекцию о том, что Русское государство было создано скандинавами.

Возмутился тогда не один Ломоносов, — возмутились все сколько-нибудь сведущие в истории, политике, в культуре европейских народов. В ту пору победоносная война Петра Великого со шведами ещё не изгладилась из народной памяти, и дико было людям слышать, что предки битых Петром шведов являлись нашими первыми князьями. В ту пору все отлично помнили и страшные годы немецкого засилия, бироновщины, о которой тогда и священники в проповедях говорили, что это было нашествие Сатаны и аггелов его…

Неужели и Древняя Русь началась с такой же бироновщины?

Общественное возбуждение, вызванное диспутами о речи Миллера, достигло и елизаветинского двора. Там посчитали, что лучшим средством против повторения подобного скандала будет «История России», написанная в патриотическом духе. Эта далеко не глупая мысль принадлежала И.И. Шувалову, придворному фавориту и известному меценату. Покровитель Ломоносова, Шувалов указал императрице на Михайлу Васильевича как на человека, способного исполнить задуманное с научной основательностью и писательским блеском.

Пожилому учёному нелегко было вступить на неведомое для него поле древней русской истории. Прошло десять лет, прежде чем он полностью овладел предметом. Ради этого исследования он даже отказался от обязанностей профессора химии. Первый том «Древней российской истории» вышел в 1766 г., спустя год после его смерти.

Основываясь на произведениях античных историков, Ломоносов утверждал в своём «Кратком летописце»: «В начале шестого столетия по Христе Словенское имя весьма распространилось; и могущество всего народа не только во Фракии, в Македонии, в Истрии и Далмации было страшно; но и к разрушению Римской империи способствовало весьма много».

Великой битвой можно назвать противостояние Ломоносову немецкой исторической школы в научном мире России. Немецкие профессора-историки пытались добиться удаления Ломоносова из Академии. Его имя порочили перед царицей Елизаветой, а потом и перед Екатериной II. И небезуспешно!.. Академиком по русской истории был назначен Шлёцер, который называл Ломоносова «грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей». А на что же может опираться учёный-историк, как не на древние рукописные источники?

В результате в Российской Академии наук от её основания в 1724 г. вплоть до 1841 г. из 34 академиков-историков было всего трое русских — М.В. Ломоносов, Я.О. Ярцов, Н.Г. Устрялов. Только после 1841 г. (вдумайтесь!) в Российской Академии появляются отечественные академики-историки.

Иностранцы контролировали весь ход написания русской истории. В их ведении были все документы, архивы, летописи. И как говорится, «хозяин — барин!» На полном основании они вершили судьбу России, ведь именно бесконтрольный доступ к документам истории (самому ценному) позволял им распоряжаться знанием о прошлых веках по своему усмотрению. Но мы-то сейчас хорошо знаем: тот, кто владеет прошлым, — владеет настоящим и будущим…

Шлёцер получил право бесконтрольно пользоваться всеми документами в секретной императорской библиотеке. Об этом Ломоносов с горечью писал: «Беречь нечего. Всё открыто Шлёцеру сумасбродному. В Российской библиотеке есть больше секретов».

Всё руководство научным процессом было отдано в руки немцев. Гимназией для подготовки студентов руководили всё те же Миллер, Байер и Фишер. Преподавание шло на немецком языке, которого не знали студенты, а преподаватели не знали русского языка. За 30 лет гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в университет. Было даже принято решение выписывать студентов из Германии, так как русских подготовить невозможно. И не вставал вопрос о том, что не русские студенты виновны, а процесс подготовки безобразный.

Выдающийся русский машиностроитель Нартов подал жалобу в Сенат на положение дел в Академии. Его поддержали студенты и профессора. Было назначено следствие — и что же? Русских учёных заковали в кандалы и посадили на цепь.Около двух лет пробыли они в таком положении, но не отказались от своих показаний. Решение следственной комиссии было таково: немцев Шумахера и Тауберта наградить, русского учёного И.В. Горлицкого — казнить, других участников жалобы наказать плетьми и сослать в Сибирь, остальных оставить под арестом.

М.В. Ломоносов изо всех сил поддерживал Нартова и, конечно, не миновал ареста: отсидел семь месяцев… Но если бы дело ограничилось только этим!..

Хуже другое: издание ломоносовской «Древней российской истории», свободной от норманистского бреда, всячески тормозилось. Вышел только первый том, остальные так и не напечатали. Сразу после смерти Михайлы Васильевича весь его архив по истории бесследно пропал… По приказанию царицы-немки Екатерины II все документы были опечатаны и увезены в неизвестном направлении .

Между тем исторический труд Ломоносова был отмечен той печатью гения, что и все прочие его творения. В его книге встречаются блестящие научные предвидения, нашедшие подтверждение лишь гораздо позднее. Ломоносов писал, что история народа обыкновенно начинается раньше, чем становится известным его имя, — современная археология доказала это; он высказал мысль о смешанном составе славянских племён — и антропология согласилась с ним; он указал на самое глубокое начало, объединяющее всех славян, — их древнюю мифологию — и сегодня нет ни одного исследования по религии и культуре древних славян, которое не основывалось бы на этом положении. То же самое случилось, когда Ломоносов подошёл к вопросам происхождения «руси», призванной новгордцами, той самой «руси», чьим князем был Рюрик: Михайло Васильевич безошибочно отослал будущих историков к южнобалтийскому Поморью, этой окраине средневекового славянского мира, которая, однако, имеет ключевое значение для начальной русской истории.

Даже в советское время, когда имя Ломоносова было окружено величайшим почётом, о его исторических трудах старались не говорить: норманисты имели большой вес в советской исторической науке. Что же говорить о нынешних временах? Но именно сегодня особенно необходимо вспомнить и об этом его научном подвиге — о защите русской истории от фальсификаторов и русофобов.