Александр Петров - Дочь генерала

— Давайте, Иван Андреевич, выпьем за знакомство, — предложил Борис.

— Слушайте, друзья, а вы часом не того?.. Алкоголизмом не страдаете? — бдительно поинтересовался генерал, суровым прищуром обводя общество.

— Нет, ваше превосходительство, у нас другая проблема: кушать очень хочется. Мы тут три дня почти ничего не ели, — пожаловался Борис, спешно нарезая бутерброды.

— А это почему?

— Обычное дело, — терпеливо пояснил прозаик, не без труда скрывая ироничную улыбку, — деньги пропили, а на еду ничего не осталось.

— Папа, не обращай внимания, — вступила Наташа, погладив ладошкой предплечье отца. — Я же тебе говорила: они любят пошутить. Нормальные ребята! — и тоже приступила к приготовлению обеда. Они с Сергеем увлеклись беседой, больше похожей на голубиное воркование — и от внешнего мира отключились напрочь.

Василий как бы невзначай смахнул льняные покрывала с двух картин. Генерал подошел поближе и в восхищении замер. С одного портрета, таинственно улыбаясь, взирала плечистая полная дама в легких прозрачных одеждах, отдаленно напоминающая хрупкую Наташу. На другом полотне в центре композиции сияла своей виновато-смущенной улыбкой дочь генерала в синем платье до пят. Спереди у правого подлокотника ее кресла замерла девочка, как две капли похожая на нее. А сзади из теплого сумрака выступала дама средних лет с ухоженным лицом и ранней сединой в красиво уложенных волосах. Эти трое походили на мать, дочь и внучку.

— Первый портрет на экспорт, поэтому лишь слегка похож на оригинал, пояснил художник. — В Европе, знаете ли, вкус эдакий, сугубо телесный. Ну, а вторая композиция — это Наташенька в трех временных фазах: прошлое — настоящее — будущее. Здесь, как видите, Иван Андреевич, все по-русски: душа на первом и единственном плане.

— Поразительно, — сказал отец, разглядывая то одну картину, то другую; то приближаясь, то удаляясь на два-три шага. — Вот так, живешь с девочкой под одной крышей и не подозреваешь, как она красива. Дочка, да ты у меня принцесса!

— Кто бы сомневался, — кивнули остальные.

…И тут вернулся из магазина Кирилл. В руках он держал две бутылки вина. Генерал взмахнул бровями и глубоко вздохнул. Василий решил успокоить отца и с позволения Кирилла рассказал его историю.

На границе Чечни и Ставрополья стояла казацкая станица. Жил там один бравый казак. Как-то поехал он на рынок, да влюбился там в девушку из соседнего чеченского села. Три года упрашивал ее родню отдать девушку замуж — ни в какую! Тогда выкрал он ее и уехал с ней в горы. Казак на руках носил возлюбленную, был с ней ласковым и добрым. Гордая чеченка полюбила казака. Через год родились у них два сына-близнеца. Чеченские родичи выследили беглецов. Дождались они, когда отец с одним из сыновей уехал в больницу, выкрали женщину с другим сыном и увезли их к себе. Вернулся отец с годовалым сыном на руках и узнал о пропаже любимой жены. Оставил сына матери, а сам поехал искать жену. Оттуда он не вернулся. Видимо, его убили.

Узнав о смерти сына, бабушка испугалась за внука, спешно продала богатый дом и переехала подальше от Чечни — в Рязанскую область. Потом колхоз, в котором она работала, разорился. Кирилл подрос и поехал в Москву на заработки. Здесь он открыл свою сапожную мастерскую.

Познакомились мы с Кирюшей в храме. Он как-то сразу расположил к себе простотой и открытостью. Так мы подружились. А однажды шли вместе со службы, а к нему подошел старый чеченец в папахе. Обратился к Кириллу на своем языке, тот ответил. Они о чем-то поспорили и старик, рассерженный, ушел. Мы-то и не думали, что он горец. Да вы посмотрите на него: русоволосый, глаза серо-голубые, говорит без акцента… Крещеный в православной церкви. Тогда он и рассказал нам свою историю. Мы за скорби его еще больше полюбили.

И вот однажды прибегает к нам женщина, что работает на приемке в сапожной мастерской. Испуганная такая! Кричит с порога: «Брат к Кириллу приехал. Бандит на черной машине!» Сходили мы в мастерскую, постучали — не открывают. У подъезда — БМВ с тонированными стеклами. И тишина… Что тут сделаешь? Пошли мы в храм, заказали молебен Иверской Богородице и помолились, как могли. Обзвонили еще нескольких прихожан и просили молиться за Кирилла со родичем. Двое суток братья сидели взаперти, не выходили. А на третий день заходит к нам Кирилл, как ни в чем не бывало, и говорит: «Брат меня нашел! А я — его. Завтра крестить Рустама будем».

Продал новокрещенный Роман свой черный катафалк, и стали они вместе с Кириллом в его сапожной мастерской работать.

— А что, неплохо работает, — сказал Кирилл. — И набойки ставит и прошивать научился.

— Неужели с бандой своей не общается? — спросил генерал. — Да неужто оттуда просто так отпускают?

— Отпустили, — кивнул Кирилл. — Только «не просто так», а по молитвам вот этих моих братьев и всего нашего прихода. Мы для бандитов перестали существовать. Ну, будто, на другую планету улетели, или в другое измерение перешли… А Роман стал настоящим исихастом. Мы с ним теперь вместе Иисусову молитву творим. Хотите, господин генерал, можем зайти к нам в гости. Правда, у нас там беднота. Вместе телевизора окно во двор, а вместо диванов и кроватей — лавки деревянные. Но мы с братом нашу мастерскую ни на какие хоромы не променяем.

— Да, ребята, — почесал затылок генерал, — вижу теперь, у вас тут всё по-серьёзному. Не только шутите!

— Ну, почему! И шутим тоже, — улыбнулся Кирилл. — Знаете, я ведь стал жить церковной жизнью здесь, в Москве. В Рязанской области мы с бабушкой только на Пасху да на Рождество в храм ходили свечку поставить. А тут я стал причащаться на праздники, поститься… Ну, как это бывает у неофитов, стал считать себя великим христианином. Приехал в деревню и давай учить бабушку уму-разуму. Послушала она меня и сказала: «Плохой ты стал! Злой какой-то». Как же так, думаю, грешить я перестал, в церковь постоянно хожу… Что же не так? Тут меня эти трое и вразумили. Нечего, сказали, из себя апостола строить, живи проще и веселей. Я у них в этой студии душой и отогрелся. Здесь хорошо!

Сначала заскучал Борис. Несколько часов понуро сидел перед монитором ноутбука и молчал. Взглянув на часы, поднялся и молча вышел на улицу. Появился на следующий вечер, но уже не один. Из-за его плеча выглядывала невысокая женщина, скромно одетая и застенчивая. Борис усадил даму в кресло, а сам, шагая по студии и размахивая руками, приступил к рассказу.

— Все началось с появления в нашей холостяцкой берлоге Наташи. Сережина невеста убедила меня в том, что семейное счастье вполне возможно. Тогда я тоже стал подумывать о своей непутевой холостяцкой жизни. Но вот вопрос: где найти… ту самую? Как отыскать единственную и неповторимую, которая навсегда? Нет, обычные способы «съема» и тривиальных знакомств я сразу отмел, как заведомо провальные. И решил поступить так, как подобает истинному христианину: пошел в храм и пал ниц перед образом Пресвятой Богородицы. Ну, кто, спрашивается, как ни Мать всех униженных и оскорбленных, поймет и поможет самому из всех униженному и всеми глубоко оскорбленному!