Вэй У Вэй - Открытая тайна

И вас это не шокирует.

На борту или за бортом — какая разница, объ­ясняется ли феноменальность, то есть процесс проявления, «законом», основанным на при­чинности, или принципом, основанным на по­нятии статистической вероятности?

Причина-и-следствие кажутся очень очевидными любой может наблюдать их в , и они счи­

тались несомненными в течение столетий.

Неопределенность, или статистическая веро­ятность, также очевидна, когда вы привыкаете к этой концепции, и даже более соответствует метафизическому пониманию, чем неумоли­мая причинность, наградившая Нагарджуну и Чандракирти [45] Чандракирти (VI в. н.э.) — буддийский монах, мастер полемики, последователь Нагарджуны, логически обосновавший отсутст­вие причинности. — Прим. перев. головной болью, когда они обнаружили, что она не выдерживает деталь­ного анализа.

Значит, вы принимаете принцип неопределенности?

Кто я, по-твоему, такой, чтобы принимать или отвергать «законы», описанные выдающимися физиками?

И все же такая перемена повлекла бы серьезные по­следствия и, метафизически, была бы сногсшиба­тельна!

Какая разница, какие «законы» придуманы для объяснения механизма проявления? Все эти «законы» — схематические концептуальные структуры, все они выполняют одну и ту же цель, и ни один из них не существует и не не существует вне феноменальности.

Значит, это не имеет значения?

Никакая форма объективизации не имеет собственной природы. Видит ли кто-то вол­ны или частицы, циклоны или яйца всмятку на другом конце микроскопа, все это объек­ты и, что бы он там ни видел, в абсолютном смысле это есть то, что смотрит. А чем еще это может быть? Я думаю, они достигли этого за­ключения своим способом, поскольку сейчас они знают, что «наблюдатель» — это «фактор» в любом эксперименте.

С абсолютной точки зрения это, несомненно, так, но, тем не менее, механизм феноменального проявления важен в практическом аспекте метафизики.

Прекрасно. Тогда изучи сферу действия неопре­деленности — ты придешь к выводу, что он замечательно согласуется с метафизическим пониманием.

О каком аспекте такого понимания вы говорите?

Одного пока вполне достаточно, поскольку предмет необъятен! Если в причинности нет места волеизъявлению, значит, ему нет мес­та и в неопределенности! Это продвинет тебя очень далеко — возможно, даже дальше, чем ты можешь сейчас представить.

Даже если этого уже достаточно, дайте мне что-нибудь для поддержки.

Любой фактор достаточен! Поскольку все они взаимозависимы. Однако причины-и-следствия, ограниченные событиями — поскольку нет сущности, к которой их можно было бы при­ложить, — кажутся, таким образом, лишенны­ми сущностного элемента, и численное — хотя и не качественное — большинство буддистов поддались соблазну подчинить свои иллюзор­ные «я» причинности, что превратило слова их Учителя в нонсенс. Неопределенность, с дру­гой стороны, устраняет подобную нестыковку.

Поскольку существование любой сущности вряд ли

может подчиняться статистической вероятности!

Именно так: это выбивает почву из-под ног тех, кто склоняется продолжать верить в та­кие концепции. Когда волеизъявление, которое также предполагает сущность, и причинность, также теряющая смысл без сущности, исчеза­ют, становится не так уж сложно адаптировать мышление к новой концепции. Я полагаю, ты обнаружишь, что она подходит гораздо больше, чем причинность!

Но ведь все учения основаны на причинности? Карма

и перерождение, например.

Только догмы основаны на причинности, а дог­мы были отвергнуты Учителями Великой Ко­лесницы еще до того, как наука заговорила о причинности. Они также были за бортом тысячу лет. Нет нужды вылавливать их сейчас!

Вы безжалостны и бескомпромиссны!

Спроси себя, могли бы Бодхидхарма, Хуйнэн или Шэньхуй быть жалостливыми и склон­ными к компромиссам? Разве ты до сих пор не смотришь из воображаемого феноменально­го центра? Истину оттуда не увидеть! Помни: как «Я» ты ноуменален!

Как грустно слушать людей, которые говорят о себе, как будто они существуют, хотя должны бы знать, что к чему!

Возможно, ты ошибаешься, презирая их—они могут просто быть честными, отказываясь притворяться!

Но я имею в виду тех людей, которые должны знать, что ничто объективное не может существовать как таковое.

Кроме как феноменально. Я полагаю, что по­скольку они ясно осознают, что по-прежнему сильно отождествлены, они не хотят выглядеть лицемерами, притворяясь, что не отождест­влены.

Но если они не начнут жить в соответствии со своим пониманием того, чем они не являются, смогут ли они когда-нибудь избавиться от этой фиксации? Раз­ве это не практика не-практики?

Пока это игра в «давайте притворимся», — это практика, а не не-практика, и такая же беспо­лезная, как и любая другая форма практики.

Я не могу примириться с их отношением, они

не оправдывают ожиданий!

А разве ты сейчас делаешь не то же самое?

Возможно, но я не могу поверить, что мы должны это делать.

Давай поймем, что их подход — не просто ин­теллектуальная честность, он еще и соответст­вует фактам.

Как это?

А вдруг они «действительно существуют»?..

Ну-ка, ну-ка!

Пока они думают, что существуют, — они су­ществуют: для существования, которое может быть только мнимым, полностью феноменаль­ным, объективным и концептуальным. Такова их концепция.

Вы имеете в виду, что они принимают свою концеп­цию как реальность?

Никакой другой реальности в космосе нет.

Они принимают себя как сукоторыми они фе­номенально кажутся другим, хотя прекрасно осозна­ют, что они совсем не такие!

Они такие не только для других, но и для са­мих себя: если бы это было не так, не было бы и никаких «других».

Значит, мы должны ждать, пока не останется ника­ких «других», прежде чем утверждать, что нет «я»?

Нет, мы можем утверждать, что нет «я», но предпочтительно только в компании тех, кто уже знает, что так и есть, и только тогда, когда мы одновременно утверждаем, что дру­гих тоже нет.

Но тогда не будет «других», которым мы могли бы это сказать!

Именно так.

На самом деле это утверждение излишне, потому что никогда не может быть никого, кому мы мог­ли бы это сказать?

Если нет «я», к которому относится это утверж­дение, то не может быть и «других», для кото­рых оно говорится, как нет и «я», которое мог­ло бы его сказать.

Получается, утверждение не-я — это нонсенс и про­тиворечие в терминах?

Говорящее я не знает, знающее не-я не говорит!