Венделин Кнох - Бог в поисках человека

Каким образом профанные истины ( veritates profanae ) должны быть подчинены этой истине спасения? Их оценка поставлена в центр полемики именно в силу апологетической тенденции текста, направленной на то, чтобы отстоять притязание Библии и христианства вообще на Богооткровенный характер против всевозможных нападок [533]. Но если отказаться от этого апологетического импульса ради содержательного взгляда на проблему, то приходится признать то, что в свою очередь попытался довести до сознания отцов Собора кардинал Кёниг в своей знаменитой речи. Здесь он настоятельно указывает в числе прочих вещей на тот факт, что авторы библейских текстов несомненно допускали ошибки в исторических и естественнонаучных вопросах. Но это обстоятельство, {182} как разъясняет кардинал далее, вовсе не ограничивает духовный авторитет Писания, поскольку Сам Бог призвал священнописателей Себе на службу. При этом признание со стороны Бога достоинства человека как (со)автора и его личности состоит именно в том, что Он не устранил имеющиеся [в тексте] слабые места и ошибки. Провозглашение спасительной вести и всех связанных с ней истин спасения могло нести на себе отпечаток человеческой природы и земной ограниченности: Божье слово произносится в человеческой истории.

Эта точка зрения, окрепшая среди отцов Собора, должна была изменить учение о безошибочности Писания . Что и показывает оживленная дискуссия во время третьей Сессии Собора.

Что касается veritates profanae , то в ходе соборных обсуждений было разъяснено, что вероучительные задачи толкования Священного Писания не препятствуют тому, чтобы должное внимание было также уделено научному подходу в отношении этих «профанных истин». Более того, ошибки агиографов [534]подчеркивают то обстоятельство, что слово Божие имеет для нас силу постольку, поскольку оно облечено «в наши одежды» [535]. Тем самым, учение о безошибочности Священного Писания помещено в другой контекст. На место апологетической ограниченности приходит сотериологическая открытость. Поскольку Бог говорит нам, Он Сам собирает общину тех, кто Его слышит, – Церковь, в которой слово засвидетельствовано как живая действительность спасения. Следуя одному выражению апостола Павла, мы могли бы сказать, «что все книги Священного Писания стойко и достоверно, без изъянов и ошибок учат истине спасения» [536]. Именно этот новый взгляд, утвердившийся на Соборе после многочисленных интенсивных и противоречивых заявлений [537], богословская комиссия смогла зафиксировать в следующей формулировке: «При помощи выражения salutaris мы никоим образом не стремимся дать понять, что Священное Писание не во всех своих частях носит боговдохновенный характер и не во всех своих частях является словом Божиим; ср. то, что говорится в тексте (1964 г., Форма II) в смысле энциклики Providentissimus . Невозможно, чтобы “слово истины и благовествование вашего спасения” (Еф 1, 13; ср. 2 Кор 4, 2 и т. д) не учило “истине спасения”» [538]. Тем не менее, богословская комиссия заменяет выражение veritas salutaris , вызвавшее многочисленные возражения отцов собора; ведь эта формула, противопоставленная veritates profanae , могла, пожалуй, быть понята в смысле ограничения боговдохновенного характера Св. Писания. Подчеркивая человеческое авторство (авторство агиографов), богословская комиссия говорит об истине, «которую Бог нашего ради спасения пожелал запечатлеть в Священных Писаниях» [539]. «Истина» здесь никоим образом не должна пониматься как материальный объект, «который мог бы впоследствии столкнуться с другими истинами, так что Священное Писание могло бы в результате быть разделено на безошибочную и боговдохновенную часть, с одной стороны, и не боговдохновенную, а потому не свободную от ошибок, часть, с другой» [540]. Упомянутая здесь «истина» есть, скорее, формальный объект, «в этой форме было создано все Писание и предстоит нам до сего дня» [541]. Даже если таким образом и не разъяснено до конца, как такая «истина» соотносится с теми высказываниями в Священном Писании, которые утверждают определенные veritates profanae , тем не менее установлено в качестве позитивного результата, что « Библия потому является Священным Писанием, что Бог в ней неколебимо и достоверно, без изъянов и ошибок засвидетельствовал ту истину, в которой мы, люди, нуждаемся для нашего спасения » [542]. Этот взгляд приводит в конце концов к Догматической Конституции Второго Ватиканского Собора «Dei Verbum» (о Божественном откровении) [543].

После упорной борьбы и многообразной подготовительной работы [544]II Ватиканский Собор высказался в своей Догматической Конституции «Dei Verbum» {184} о Св. Писании и его боговдохновенности. В третьей главе этой Конституции содержится краткое изложение церковного учения о боговдохновенности Писания, его истинности (безошибочности) и принципах католического толкования Писания [545]. Как подчеркивает Статья 11, особая природа Св. Писания как «сосуда спасительного откровения Божия» [546]не допускает никакого ограничения Божественного вдохновения.

Уже вводное предложение артикулирует решающую для всей статьи расстановку акцентов. Именно указание на действие Духа Божия служит ключом к пониманию значения развитого здесь учения о Божественном вдохновении. Св. Дух побуждает к «запечатлению» Св. Писания, которое записано «под Его вдохновением». Инспирация есть тем самым транслитерация Его действия. Ему обязаны своим возникновением Священные Письмена, которые, тем самым, ни в одной из своих частей не являются всего лишь результатом человеческих интенций, как если бы они только задним числом в некоей inspiratio subsequens были признаны в качестве «истинных» и – поскольку они относятся к Божьему самооткровению «в слове» – в качестве «Св. Писания». Это особое ударение на пневматологии, которое обнаруживается здесь и в других соборных высказываниях, должно быть учтено в нашем подходе к истолкованию и оценке статьи 11. Как показывает обзор динамики процесса созревания Догматической Конституции, представленное в ней учение о Божественном вдохновении следует рассматривать как результат необходимого компромисса двух интенций: с одной стороны, стремления в ретроспективном движении выйти за пределы доминировавшей в то время неосхоластической позиции [547] , а с другой стороны, – желания, двигаясь вперед, – в известном взаимодействии [548] [с первой стратегией] – положить в основу этого учения основополагающую сотериологическую перспективу события откровения . Там, где на эти обстоятельства не обращают внимания, учение об инспирации с неизбежностью переиначивают или ложно толкуют. Статья 7 Догматической Конституции «Dei Verbum», вторая глава которой озаглавлена «О передаче Божественного откровения», явно подчиняет возникновение Св. Писания Божественной спасительной воле. Иисус Христос, {185} «в Котором завершилось всё Откровение Всевышнего Бога, […] заповедал Апостолам, чтобы Евангелие, прежде обещанное через Пророков, Им исполненное и Его устами провозглашенное как источник всякой спасительной истины и всякого нравственного правила, они проповедовали всем, сообщая им божественные дары». Эта заповедь была верно исполнена теми апостолами «и апостольскими мужами, которые по вдохновению Святого Духа записали спасительную весть». На этом фоне следует интерпретировать и статью 11 Конституции «Dei Verbum», иначе говоря, связующее звено, объединяющее статью 7 и статью 11, – это действие Духа. Таким образом, Собор не просто голословно защищает притязание Св. Писания на истинность. Динамика действия Св. Духа обеспечивает как возникновение Св. Писания, так и его действенную силу в жизни верующих. Божественное вдохновение, тем самым, интегрировано в целокупность Божественного действия. Об этом действии следует сказать также, что при помощи возвещенного в Священных Письменах откровения, спасительная весть Божия должна непреложно сохраняться в Церкви и в мире. «Божественное вдохновение и его результат – боговдохновенные книги – относятся к области соединения откровения и спасительного действия Бога, а не к историческому конституированию откровения и спасения» [549]. – Эта фундаментальная точка зрения не отрицает слабости высказываний, содержащихся в статье 11 [550], но избегает субъективной односторонне акцентированной оценки этих соборных положений. Так, статья 11 дает понять, что в истолковании Божественного вдохновения следует по преимуществу понимать Св. Писание как местонахождение истинных суждений, ведь фактически святость и каноничность «односторонне связываются с боговдохновенностью [Св. Писания]» [551].