Владислав Маевский - Афон и его судьба

Направо и налево высились громадные каменные здания монастырских корпусов, среди которых пробегала наша дорога. И их белые стены теперь казались золотисто-розовыми от последних лучей солнца. Такими же прекрасными цветами были окрашены чудесные олеандры и пальмы на пути к гостинице. Прошло еще несколько минут – и я уже находился на фондарике, в длинном и чистеньком коридоре монастырской гостиницы. Мне навстречу вышел любезный гостинник, отец Паисий, тотчас же распахнувший светленький номер.

Помню, как, пройдя на балкончик, я долго не мог оторвать глаз от развернувшейся картины тихих вод Монте-Санто, омывавших находившийся справа гористый выступ полуострова Лонгоса. Чудесно светилось море, нежно зеленели рощи, покрывавшие горные склоны, уже слегка подернутые синими туманами умирающего дня. А значительно ближе, прямо перед моими глазами, целой панорамой развертывался он – наш древний русский монастырь, представляющий по своему положению и богатству построек одно из живописнейших мест на Святой Горе.

В нашем славном монастыре посчастливилось мне встретить и светлый праздник Христова Воскресения. После молитвенных дней Страстной седмицы настала Великая Суббота. Утреня. Чудное пение погребения Христа. Затем литургия Великой Субботы, когда всей душой почувствовалось, что после скорби, страданий и смерти Спасителя наступает действительно великая радость преславного Воскресения… Подошла и пасхальная ночь. У пантелеимоновцев такой обычай, что светлая пасхальная заутреня начинается в главном соборе, и потом оттуда братия расходится по своим церквам и параклисам с торжественным пением «Христос воскресе»… Там оканчивают заутреню и сразу же начинают литургию.

Кругом темно. Лампадки тихо мерцают. Темные фигуры во мраке тихо спускаются по лестнице к нижнему собору. В храме Покрова Пресвятыя Богородицы закончилась длинная полунощница. Унесли плащаницу в алтарь. И стало в церкви тихо, пусто, торжественно. А ровно в полночь раздался колокольный звон. И после него пение в нижнем соборе: «Воскресение Твое, Христе Спасе» – на славянском языке, а затем то же самое – на греческом. Все монахи с возженными свечами в руках выходили из собора, а за ними вышла и масса священнослужителей в праздничных ризах. После провозглашения могучим басом старца-архидиакона «И о сподобитися нам слышания Святаго Евангелия Господа Бога молим», отец наместник прочел Евангелие, прерываемое колокольным трезвоном.

Затем соединенные крестные ходы из обоих соборов, Пантелеимоновского и Покровского, торжественно обошли вокруг собора. Картина незабываемая: чудесное прославление в монашеском царстве победы жизни над смертью! Торжество из торжеств под звездным куполом южной ночи; мерцание монашеских светильников и проникновенное афонское пение при чуть слышных всплесках волн залива.

Картина величайшего прославления. Впечатление глубокое и неизгладимое в душе! Масса духовенства в нарядных облачениях, иконы, хоругви и зажженные свечи. Все это представляло картину незабываемую, радостную. Но впечатление величия этой чудесной картины еще больше усиливалось от серебристого, радостного и искусного звона колоколов, который разносился далеко по Афонской Горе и таял в водах архипелага… Вернувшись отец наместник провозгласил «Слава Святей» и прочел стих «Да воскреснет Бог». Затем назначенное для служения священство вошло в нижний собор, а остальные поднялись в Покровский.

Трапезная монастыря Св. Пантелеимона

С воскресением Христовым все как бы воскресло, ожило и радостью озарило лица. А с клироса на клирос стала теперь перекатываться победная песнь – и весь храм запылал в освещении свечей и драгоценных лампад… Ликует земля вместе с небом, радуясь о Воскресшем Спасителе.

Во всем мире в Святую ночь в чистом весеннем воздухе носится торжественный гимн Воскресшему, и гул густых колоколов, как волнами, застилается перезвоном серебристых колокольчиков. Но особенно звучно и красиво колокольный звон и благовест раздается со звонниц русских святогорских обителей, в уединении приютившихся по горам и лесам Афона. И когда он раздается среди ненарушаемой тишины, воздух как будто вздрагивает от его удара, как будто разрыдается от его звуков, которые, медленно колыхаясь, несутся между деревьями все дальше и дальше. А потом где-то тонут и только отзвук свой оставляют пожить еще несколько мгновений. Когда же замрет и он, раздается другой удар с теми же переливами. Потом третий – и затем уже звуки сливаются в один властный, призывный гул, особенно чудесный, когда благовест переходит в трезвон.

Возвращаясь к описанию церковных служб Пасхальной недели, следует упомянуть про совершенно особенную и на Святой Горе лишь виденную вечерню в Светлое Воскресение. Для чтения Евангелия в Покровском соборе священнослужители становились гуськом на известном расстоянии один от другого; в царских вратах – отец наместник, а в глубине храма – иеродиаконы. При этом Евангелие читали на разных языках и после каждого стиха экклесиархи звонили в особые колокольчики, давая знак звонарю. А затем плавно разносился гул большого колокола.

Это было необычайно, торжественно и красиво. В другие дни Пасхальной недели за вечерней кадили экклесиархи, тоже имея золоченые ковчеги на плечах, с особенными открытыми кадильницами на серебряных блюдах.

Вообще, всюду на Святой Афонской Горе богослужение было прекрасное, благоговейное и торжественно-медлительное. Но в монастыре Св. Пантелеимона, в Андреевском и Ильинском русских скитах, как и во многих русских келлиях, было оно к тому же истовое и проникновенное, исключительно благолепное и нам родное.

Афонское служение нельзя даже назвать служением – это священнодействие, где все проникнуты важностью совершаемого. И ни у кого не замечается утомления, скуки или желания поскорее дочитать или отслужить. Наоборот – видно лишь общее стремление к молитве и высокой настроенности.

Издавна жизнь монахов на Афоне отлилась в своеобразные формы, которые сохраняются до настоящего времени. Ныне там существует двадцать больших монастырей еще от времен византийских, удержавших за собой наименование царских и ставропигиальных, т. е. подчиненных непосредственно Патриарху, помимо местной епархиальной власти. Они занимают господствующее положение среди других учреждений (скитов, келлий и калив) Святой Горы, независимы друг от друга по своему внутреннему устройству и управлению и вполне самостоятельно распоряжаются на землях и участках, им издревле принадлежащих. А в зависимости от своего устройства и управления эти монастыри разделяются на киновии (или общежития) и идиоритмы (или штатные). Вопросы питания меньше всего интересуют не только отшельников, но вообще всех афонских иноков. С первых дней пребывания на Афоне каждый монах усваивал главную афонскую заповедь: всё – для возвышения духа и ничего для услаждения своего телесного естества. И это обстоятельство в значительной степени облегчало их пребывание в «киновиях» – своего рода отшельнических общинах, замечательных строгой и подвижнической жизнью всех своих братий. Строгость жизни в таких киновиях усугубляется и еще одной особенностью, незнакомой даже и одиночным отшельникам.