Г. Шпэт - Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

После такого красноречивого о себе повествования, в котором от избытка признательности обнажилась душа отца Аникиты и открылось нам его сердце, я не буду уже следовать за ним по святым местам Палестины; не могу, однако, прейти молчанием случившегося с ним в Иерусалиме происшествия, показывающего всю глубину его смирения. В самый Новый Год, желая принять благословение митрополита Мисаила, он при входе в кельи его был встречен с грубостью нетрезвым привратником, который осмелился даже нанести ему удар. Вспомнив пророчество Исаии: плещи мои вдах на раны и ланити на заушения , с такою точностью исполнившееся над Спасителем нашим в виду того самого места, где нанесено служителю Божию оскорбление, он последовал примеру Божественного Учителя своего и отвечал с незлобием: «Что мя биеши?» И когда справедливо разгневанный архипастырь велел наказать дерзкого слугу, отец Аникита усердным ходатайством своим испросил ему помилование.

Пробыв в пределах святой земли около семи месяцев в непрестанных подвигах, перенесши с удивительным терпением труды путные, верхом, на пространстве более пятисот верст, и разные приключившиеся ему в это время напасти и болезни, иеромонах Аникита отправился обратно 7 апреля 1836 года. «Отслушав, – говорит он, – заутреню и обедню в монастыре Св. Архистратига Михаила (где имел пребывание), поспешил я в храм Воскресения, и там, на Голгофе, излияв душу мою в слезной молитве, поклонился последним поклонением, облобызал последним лобзанием Пресвятый и Живоприемный Гроб Господень, от коего паче солнца воссияла на меня, омраченного грехами, неизреченная благодать Божия. От сего священнейшего места, где струились еще моления мои пред Сердцеведцем, я отторгнут был извещением, что все мои спутники готовы к отъезду…

Я думал, – продолжает отец Аникита, – прежде возвращения в отечество, по крайней мере, один год побезмолвствовать на Афонской Горе, но не так судил Господь, ведущий лучше нас, что нам на пользу. Лишь только я въехал в Яффу, как встречен был от консула уведомлением о назначении меня Святейшим Синодом к церкви нашей при посольстве в Афинах. Невзирая на всю невыгоду этого назначения в отношении к моему намерению, ибо вместо иноческого богомысленного уединения должен был вступить в шумный город, поелику я видел в сем деле перст Божий, онемех и не отверзох уст моих, яко Ты сотворил еси ».

10 апреля иеромонах Аникита отправился из Яффы на корабле, который через два дня спустился от крепкого ветра к острову Кипру. Здесь, в храме святого праведного друга Христова Лазаря, он поклонился части мощей и святому гробу его. Отплыв от Кипра 18-го того же месяца, достиг знаменитого в истории Церкви Христианской острова Патмоса не прежде 30-го ночью, причем корабль потерпел, входя в залив, от сильной бури с грозою. «Сын Грома, – замечает богомудрый путешественник, – возгремел для возбуждения нашего в страх Господень». В честь сего великого святого, его же любяще Иисус , сподобился отец Аникита отправить всенощное бдение в той пещере, обращенной ныне в церковь, где апостол Христов, девственник, пророк, богослов и нареченный сын Божией Матери, писал Евангелие, которого первые слова услышал свыше при страшном звуке грома, потрясшем всю пещеру и тричастно расколовшем свод ее, что и теперь видно. Плавание от Патмоса до Афонской Горы продолжалось за противными ветрами и за маловетрием от 3 до 9 мая. В этот день отец Аникита сошел на берег в Русский монастырь, где по посещении некоторых других обителей он начал, а довершил в русском скиту Св. пророка Илии, куда скоро переехал, сорокадневное служение литургии, по обету, данному у Гроба Господня, в возблагодарение за оказанные ему там Всевышним милости. Как условленное устроение в Русском монастыре храма во имя святого Митрофана по некоторым препятствиям не состоялось, отец Аникита заложил сей храм в скиту, с подобающим священнодействием, которое совершал греческий архиепископ Панкратий. Передав одному из братий, изъявившему готовность оказывать в этом деле ближайшее содействие, возвращенный из Русского монастыря вклад и присовокупив новое, доставленное ему из России от благочестивых лиц даяние, иеромонах Аникита 3 августа отправился, а 12-го прибыл в Афины.

Обратимся теперь к этому месту его служения и скажем несколько слов о его туда определении. Правительство наше в неослабном попечении о благосостоянии Православной Восточной Церкви никогда не преставало принимать участие в судьбе народов, нам единоверных, и потому не могло не соболезновать о бедственном положении, до коего вследствие несчастных событий доведены были в Греции и Церковь и духовенство, лишенные притом и призрения Константинопольского Патриаршего престола. В начале 1833 года, когда обстоятельства подавали уже надежду, что вскоре восстановлены будут мир и законный порядок, признано за благо приступить к возобновлению наших духовных сношений с сим краем и для того иметь при тамошней нашей миссии доверенное из русского духовенства лицо, с возложением на него же распределения между беднейшими греческими церквами и людьми духовного чина предназначенного для них пособия. В это звание с высочайшего соизволения назначен тогда же первоклассного Толгского монастыря архимандрит Иринарх на три года. По истечении сих срочных лет он вызван обратно, а на его место надлежало послать другое духовное лицо с требуемыми для того качествами и способностями, и выбор Святейшего Синода пал на иеромонаха Аникиту.

Исполняя обязанности нового звания и укрепляясь при частом богослужении хлебом небесным и чашей жизни, отец Аникита нередко в благоговейном восторге переносился мыслями во Святый Град и взывал от полноты сердца: аще забуду тебе, Иерусалиме, забвенна буди десница моя, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего . С другой стороны, он не переставал воздыхать о монашеском безмолвии, и душа его алкала вселения на Святую Гору для спасительного упокоения, после коего намеревался возвратиться в отечество и провесть остаток дней в Юрьевской обители, которую называл матерью святой, породившей его в чин Ангельский.

Во Афинах же раздражашеся дух его в нем. Возрожденная Греция представляла ему мало утешительного. Епархии, издревле подчиненные Константинопольскому Патриаршему престолу, отделялись от него политически и прервали непосредственное к нему отношение. Для образования духовенства не было еще принято никаких удовлетворительных мер. Новое поколение народа возросло в кровопролитии за свободу, не имея времени заняться внутренним усовершенствованием себя посредством воспитания в страхе Божием; с прекращением же войны начальное образование перешло не малой частью в руки людей, чуждых нам по вере, которые на свой счет завели там училища, дабы, пользуясь непросвещением и бедностью жителей, привлекать к себе детей их, внушать им свои заблуждения и посевать плевелы на ниве Церкви Православной.