Архимандрит Августин (Никитин) - Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга

«Другой великолепной католической церковью являлся храм св. Станислава на Офицерской улице (ныне – ул. Декабристов), – продолжает А. Краснов-Левитин. – Существовали также костелы в селе Смоленском, на 23-й линии Васильевского острова (бывший женский католический монастырь), маленький храм на Петроградской стороне и храм Парижской Богоматери (французская церковь) в Ковенском переулке. И при этом обилии храмов на весь Питер был только один священник – француз. Все остальное католическое духовенство во главе с епископом арестовали. Священник не знал ни одного слова по-польски; говорил он только на ломаном русском языке с сильным французским акцентом, так что никто ничего не понимал. Помню одну его проповедь, в которой все время чередовались слова „мой батя“, „шатен“ (носовое ен) и „ушасни“. Только потом я понял, что „батя“ означает „братья“, „шатен“ – сатана, а „ушасни“ – ужасный.

Каждое воскресенье патер объезжал все храмы, из которых каждый отстоял от другого на расстоянии 7–8 км. Кроме того, имелись католические храмы в пригородах, которые также посещались этим единственным в области священником. Очень трогательно было видеть, как сотни людей часами ожидали в храме прибытия священника, чтоб исповедаться и причаститься, а в ожидании пели трогательные песнопения о Божией Матери на польском языке. Исповедь была также трудным делом, так как исповедоваться приходилось на русском языке, и около церковного ящика старушки-польки диктовали грамотеям свои грехи, которые затем переводились на русский язык, чтобы вручить эту бумажку патеру.

Помню также, как перед Пасхой 1933 г. в храм Великомученицы Екатерины на Невском польские женщины приносили освящать вместо куличей маленькие булочки, а одна старушка принесла освятить ломоть черного хлеба. (Хлеб выдавался по карточкам, и муку достать было невероятно трудно). Во всем этом было нечто трогательное и поэтическое, и чувствовалась большая внутренняя сила, живое религиозное чувство» [424].

Согласно постановлению Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 сентября 1938 г. храм Св. Екатерины закрыли и разорили. На двор выбросили разбитые иконы и церковную утварь. Перестала существовать великолепная библиотека, насчитывавшая более 10 тысяч редких изданий на 30 языках. Одна из прихожанок, 19-летняя Софья Стыпулковская, с риском для жизни спасла, вытащив из груды мусора, большой алтарный крест; 15 мая 1940 г. он был передан в единственный оставшийся действующим католический храм Французской Божией Матери на Ковенском переулке (ныне он возвращен в храм Св. Екатерины) [425].

Останки последнего польского короля Станислава Августа Понятовского в 1938 г. переданы по приказу Сталина польскому правительству. 30 июля 1938 г. прах короля вывезли в Польшу в небольшой поселок Волчин на реке Пулве в 35 км от Бреста, где ранее находилось родовое поместье Станислава Понятовского. После начала Второй мировой войны и вступления Красной армии в Польшу останки короля в Волчинском костеле, который находился на части польских земель, присоединенных к Белорусской ССР, вновь оказались на советской территории [426].

А в русском Зарубежье по-прежнему помнили о поруганных святынях. Один из эмигрантских поэтов, Василий Александрович Сумбатов, написал такое стихотворенье:

В струях Тибра мне видятся волны Невы.

Петербургских дворцов отраженья,

В дальних звонах я благовест слышу Москвы,

Переливы церковного пенья. [427]

После упразднения прихода здание храма первоначально передали Этнографическому музею и использовали под складские помещения. Пожар, вспыхнувший в соборе в 1930-х гг., уничтожил орган фирмы «Валькер» [428].

На протяжении 50 лет прекрасное здание на Невском проспекте не имело хозяина. Постепенно из его стен исчезли книги и картины; последние годы здесь размещалась дирекция Музея истории религии и атеизма, а главное помещение собора использовалось как склад.

В 1968 г. по решению исполкома Ленсовета здание храма передали в ведение Ленинградской государственной филармонии для организации там органного зала. Долго работали в помещении архитекторы-реставраторы, буквально по кусочкам собирая остатки интерьеров, чтобы придать внутренней части церкви ее первоначальный вид. Под руководством опытного архитектора А.И. Тараненко выполнили обмеры здания, составили сметы необходимых работ, но приступать к ним не торопились. Шли годы, а собор продолжал разрушаться.

Поскольку здание настоятельно требовало ремонта, под самый купол возвели деревянные леса. Ремонтные работы шли крайне медленно. Громадное здание в центре города, мимо которого ежедневно проходят тысячи людей, никем не охранялось, в нем не было даже огнетушителей. Бесхозяйственность и недобросовестность арендаторов в конце концов привели к беде. Пожар, происшедший 14 февраля 1984 г., уничтожил остатки убранства интерьеров, разрушил мраморные скульптуры, свел на нет многолетнюю работу реставраторов [429].

Сильного огня не выдержал даже мрамор. Было уничтожено и надгробие над прежней могилой короля Станислава-Августа Понятовского. После пожара окна обгоревшего помещения забили досками и металлическими листами. По счастью, реставраторы успели сделать обмеры и фотофиксацию интерьеров. Происшествие не только нанесло зданию существенный урон, но и расхолодило некоторых лиц, причастных к определению дальнейшей судьбы храма. Высказывалось даже предложение не воссоздавать элементы декора, а просто оштукатурить стены и приспособить помещение для эстрадных концертов.

Однако в те годы уже начали звучать голоса в пользу того, чтобы «выкурить» из собора дирекцию атеистического музея и устроить там органный зал, а само здание передать католической общине. Вот какие доводы звучали в те годы: «Стоит ли убеждать, насколько уместен здесь именно органный зал. Ведь какое неизгладимое впечатление производит музыка, звучащая в Домском соборе Риги! Здесь же уместно вспомнить о том, что в атмосфере обновления духовной жизни общества, в рижском Домском соборе были возобновлены богослужения, а органные концерты проводятся в свободное от богослужений время. Это было бы наиболее уместно и в храме св. Екатерины в городе на Неве» [430].

В 1989 г. руководство города начало переговоры о реставрации интерьеров собора Св. Екатерины, в которой согласилось принять участие польское государственное предприятие «Мастерские по восстановлению памятников старины». У приехавших сотрудников этого предприятия были слезы на глазах, когда они выходили из храма после его осмотра [431].

После подавления августовского путча 1991 г. духовная атмосфера в Санкт-Петербурге стала не столь удушающей. Зарегистрировали католическую общину Св. Екатерины, что давало ей возможность хлопотать о возвращении храма в ее собственность. Однако дирекция Музея истории религии и атеизма не собиралась освобождать занимаемые ею квартиры священников в соборе Св. Екатерины. Члены общины, в свою очередь, были решительно настроены выселить оттуда безбожников и намеревались подать на них в суд. (Обычно священники живут при храме, чтобы в любое время оказать нуждающемуся пастырскую помощь. Но это атеистов, видимо, не волновало [432].)