Наталья Сухова - Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Постепенно приобретали опыт и Советы, ходатайствующие перед Синодом, а иногда и имеющие непосредственный интерес к организуемым командировкам. Цели и задачи, а также маршруты командировок преподавателей определялись чаще всего самостоятельно, хотя члены Совета при рассмотрении ходатайства могли порекомендовать корректировку маршрута, расширение или конкретизацию задач, исходя из своего знакомства с зарубежной наукой, учеными, книгохранилищами и музеями, из личного опыта. Задание и маршрут для кандидатов на преподавательские кафедры и профессорских стипендиатов составлялись Советом или руководителем стипендиата с утверждением Совета. Но при отправлении всем командируемым давалась от Совета «инструкция» с примерным маршрутом и три задания: 1) научное – ознакомиться с основными направлениями преподаваемого им предмета в западной науке, 2) методологическое – уяснить положение этой науки среди других богословских наук, внутреннюю структуру, изучаемые вопросы, применяемые методы и т. д., 3) источниковедческое и историографическое – ознакомиться с доступными источниками и лучшими пособиями, составить каталог и по возвращении рекомендовать академической библиотеке.

В этом отношении интересно мнение о заграничных командировках профессора СПбДА В. В. Болотова. Сам он не был любителем путешествий и не признавал общекультурных и общепознавательных мероприятий как непозволительную трату времени и сил для ученого-специалиста. Заграничная «ссылка» – отрыв от библиотеки и трудовой кельи, – по его мнению, могла быть оправдана только великой пользой для академии. Поэтому надо выбирать в европейских университетах только лучших ученых, непревзойденных специалистов в своем деле, и задания командируемым формулировать очень конкретно и продуманно. Сам В. В. Болотов дважды принимал активное участие в формулировке заданий или «курировании» заграничных научных поездок. Первый раз – в 1882–1884 гг., в письмах к И. С. Пальмову, путешествующему с научной целью по славянским странам [756]. В. В. Болотов был оппонентом на магистерском диспуте И. С. Пальмова, передавал ему просьбы И. Е. Троицкого и не мог отстраниться от научной деятельности своего ближайшего коллеги и личного друга. В этих письмах В. В. Болотов, во-первых, укорял своего молодого коллегу (И. С. Пальмов был на два года и на два курса моложе В. В. Болотова) в том, что он в своей командировке слишком много времени уделял светскому общению, «славянофильским» беседам, которые лишь «болтовня приятного с самым бесполезным», вместо того чтобы сосредоточиться на изучении памятников и источников, на науке в тесном смысле слова – «Geschichte der Altslavischen Kirchen» [757]. Во-вторых, он призывал выбирать те города и университеты, которые имеют научные традиции и серьезный настрой. Так, Варшаву он считал «бестолковою (с почтенными, впрочем, исключениями)», а Германию – научным миром, который может обогатить как в отношении источников и научных книг, так и в отношении методологии. Важными качествами, которым стоит учиться у немцев, В. В. Болотов считал: умение работать с источниками, внимание к тексту, палеографическую подготовку, знание рукописного материала, просто работоспособность [758].

Второй раз В. В. Болотов попытался инициировать поездку за границу А. П. Рождественского – выпускника СПбДА 1890 г., рассматриваемого в качестве кандидата на замещение кафедры Священного Писания Ветхого Завета. В. В. Болотов настаивал на том, что это как раз тот случай, когда своими силами – доморощенных ориенталистов – обойтись невозможно, учиться еврейскому и другим семитским языкам нужно филологически в строгом смысле слова и только у лучшего специалиста в Европе, востоковеда и библеиста, знатока языков и выдающегося методолога – профессора Геттингенского университета де Лагарда [759]. В этом В. В. Болотов убеждал и самого А. П. Рождественского, указывая на то, что экзегету не достаточно такого «утилитарного» знания восточных языков и уровня работы с текстами, какими обладает сам В. В. Болотов [760]. К сожалению, эта поездка так и не была осуществлена, ибо профессор Пауль де Лагард скончался в том же 1891 г.

С В. В. Болотовым были согласны многие представители духовно-академических корпораций, также считавшие, что зарубежные командировки должны быть целенаправленными, подкрепленными профессиональным интересом и знанием, научно-учебным опытом. Именно поэтому многие преподаватели-специалисты при обсуждении проекта, связанного с командировками в РАИК, высказывали пожелание: использовать его не для стажировки профессорских стипендиатов, а для научной деятельности самих преподавателей [761]. И действительно, когда КазДА послала вместо стипендиата в РАИК и. д. доцента по кафедре гомилетики и истории проповедничества А. Ф. Преображенского – по необходимости, ибо стипендиата с подходящей специализацией на момент командировки в академии не было, – работа была вполне успешной. А. Ф. Преображенский разработал определенный план своей стажировки, сумел при этом учесть не только свои личные научные интересы, но и более широкие интересы преподаваемой им дисциплины. Поработав в библиотеке Иерусалимского подворья, он собрал интересные документы по новейшей истории Греческого Патриархата и, как и его предшественники, совершил поездку в Грецию и на Афон [762].

Серьезным препятствием в зарубежных командировках была скудость духовно-учебных капиталов и недостаточность средств у самих преподавателей духовных школ. Поэтому некоторые научные стремления оставались неудовлетворенными.

Так, в июне 1909 г. митрополит Московский Владимир (Богоявленский), по просьбе Совета МДА, ходатайствовал перед обер-прокурором о выделении и. д. доцента академии Николаю Туницкому пособия на двухмесячную поездку в течение летних каникул за границу. Н. Л. Туницкий, занимая кафедру русского и церковно-славянского языков (с палеографией) и истории русской литературы, собирался в Константинополь, в афонские славянские монастыри и в Македонию – изучать славянские и греческие рукописные памятники, необходимые для его научной работы. Испрашивалась небольшая сумма – 250 руб., однако она не была выделена. Обер-прокурор сетовал, что средства Святейшего Синода на духовно-учебную часть настолько ограничены, что их едва достает на покрытие штатных расходов по содержанию духовно-учебных заведений. Кроме того, назначение Туницкому пособия для заграничной поездки в каникулярное время может вызывать подобные же ходатайства и от других духовных академий [763].

Таким образом, российская высшая духовная школа на протяжении всего периода своей дореволюционной деятельности искала наиболее эффективные способы подготовки научно-педагогических кадров и дальнейшего повышения их уровня. Этот поиск был существенно стеснен условиями: ограниченностью средств, которые можно было вложить в систему подготовки кадров; малочисленностью духовно-академических корпораций, не позволяющей полноценно реализовывать и использовать тот или иной вариант подготовки кадров и чувствовать его эффективность или, напротив, недостаточность. Дополнительную проблему составляло жесткое единство Устава духовных академий, оставлявшее каждой академии мало свободы для поиска и использования накопленного опыта. Отсутствие центрального органа, специально занимающегося организацией научно-богословской деятельности, а также научных и методических богословских конференций, затрудняло обобщение, обсуждение и оперативное использование опыта и идей всей высшей духовной школы по подготовке научных кадров.