Франсуа Брюн - Расслышать умерших

«Вначале спокойно лилась музыка, не нарушаемая никакими посторонними звуками, но под конец ее внезапно перекрыл громкий голос, он произнес: "Очень мило…", потом: "Я вернусь". Голос звучал так близко, так рядом, что меня охватила дрожь».

Из любопытства она дослушала пленку до конца, но на ней больше не было ни звука. Она долго размышляла, прокручивая в голове всевозможные гипотезы, и, наконец, решила еще раз прослушать запись. Она снова услышала шепоты, странные слова и душераздирающий крик. Размышляя над всем этим, она и не подумала остановить пленку на последних услышанных словах: кассета продолжала крутиться. И вот тогда-то внезапно в самом конце пленки, там, где еще мгновение назад ничего не было, вдруг отчетливо стало слышно чье-то дыхание, потом пауза, и опять в комнате раздались слова, мужской голос кричал: «Луиза! Луиза!.. Где ты?». И снова тишина. Только время от времени тишину прерывают отдаленные крики и чья-то одышка. Затем вдруг возникает женский голос на ноте крика: «Дом ниже!» Снова продолжительное молчание, и вот опять звучит мужской голос, постепенно затихая: «Слушайте!.. Слушайте!.. Нужно слушать!»

На следующий день Мари-Клод пригласила своего кузена, вместе они сделали ночью новые записи: включили магнитофон на «запись», а сами пошли спать. Женский голос произнес очень четко и много раз подряд: «Робик, Робик, малыш…». Кузена звали Роберт, и в детстве мама ласково звала его Робиком. Роберт узнал этот голос. А другой голос позвал Мари-Клод [77].

Так что и в этом случает коммуникация, хоть и несовершенная, все же вошла в более-менее привычное русло: обращение умерших к еще живущим. Но самым необычным и самым интересным для нас в этой истории будет как раз первая фаза. Что записала Мари-Клод вначале? Витающие в атмосфере комнаты остаточные обрывки прошлых разговоров? К этой версии больше всего склоняют возгласы «Луиза! Луиза!.. Где ты?» и душераздирающий крик. Или же магнитофон записал разговор, который произошел в том же феврале 1968, вот только вели его люди, которых мы не можем ни видеть, ни слышать, потому что живут они в ином измерении? Конец этой истории говорит скорее в пользу второй версии. Может, ею же объясняется и восклицание «Дом ниже!»? Словно речь идет о людях, живущих в совершенно ином пространстве, назначивших встречу в нашем мире и теперь пытающихся синхронизировать усилия, не потерять друг друга и найти нужное место.

Неужели мы и вправду можем сегодня с помощью техники записывать изображения и звуки из прошлого? Готов ли уже хроновизор, или это были только первые отдельные и бесперспективные опыты, вроде тех первых диалогов, которые напрямую записал Билл О'Нейл? На эти вопросы я не могу пока ответить. Однако мне кажется, что в любом случае это станет реальностью, и довольно скоро.

В 1919 Пьер Моннье уже предсказал нам, что скоро мо сможем понять «генезис» изучаемых волн. В 1922 он обобщенно объяснил, как вообще возможен прогресс в таких науках:

«Среди нас есть немало друзей науки, при жизни хорошо потрудившихся над разгадками ее тайн. Теперь же они пытаются помогать земным ученым и исследователям: в этом их роль, миссия, а для них самих это огромная радость…» [78]

Так Константин Раудив помогал моим люксембургским друзьям, а Док Ник и Джордж Мюллер помогали Биллу О'Нейлу и Джорджу Мику. Но я уверен, что то же самое происходит и с многими другими учеными, просто они не подозревают, откуда к ним приходят самые гениальные прозрения.

Но если внимательно читать Пьера Моннье, становится ясно, что перед нами многоступенчатая тайна, нечто значительно большее, чем просто уловленные хроновизором образы прошлого. Речь идет об объективации всех наших мыслей и чувств, об их проекции в форме волн. Огромная проблема, к которой мы не раз еще вернемся. Пока же завершим разговор о хроновизоре еще одной цитатой из «Писем Пьера» [79]. Как обычно, автор обращается к своей матери: «Одним словом, ты ведь согласна с тем, что сила чувства будет как бы обликом этого чувства, ведь у него есть форма, и ты можешь почувствовать качество такой формы. О таком «качественном» чувстве можно сказать, что оно будет «духовно добротным». Тогда почему бы не придать такому экстериоризированному чувству тело: оно будет воображаемым, но в то же время совершенно реальным. Чувство, которое вы все целиком относите к сфере субъективности, субъективно совсем не так, как вы думаете, ведь ваше невежество не выходит за пределы объективной реальности физической чувственности. Но настанет день, когда вы откроете для себя то, что можно назвать фантомами чувств и мыслей».

Сможет ли хроновизор когда-нибудь начать улавливать эти фантомы!

Мы еще не покончили с фантастикой. Ведь благодаря технике доказательства того, что после смерти жизнь продолжается, все множатся и множатся, причем в самых разных областях знания. Некоторое время назад нам посчастливилось стать свидетелями еще одного такого, подтверждающего жизнь после смерти, феномена. Он гораздо менее известен, чем феномен «транскоммуникации», ведь в отличие от него возникает самопроизвольно, а не по воле исследователей, по крайней мере, на сегодняшний момент, но тем не менее результаты и здесь поразительные. Речь идет о телефонных звонках из иного мира. Один из первых известных и засвидетельствованных случаев произошел во время первой мировой войны, после смерти Пьера Моннье, в его семье: «К концу обеда зазвонил телефон. Дагмар, юная кузина Пьера, вскочила из-за стола. Она схватила трубку и услышала: “Дагмар, это я, Пьер! Скажи маме, что я жив”. На этом связь оборвалась. Кузина передала все, что она услышала, добавив, что голос Пьера было легко узнать. В то время все телефонные звонки шли через центральную станцию. Месье Моннье, решив, что это просто чья-то глупая шутка, позвонил на станцию, но там сказали, что никто не просил соединить с его номером.

Чуть позже Пьер стал посылать сообщения посредством автоматического письма…» [80]

Феномен этот встречается гораздо чаще, чем нам кажется. Так, похожая история произошла с Марселем Жувенелем, в связи с чем Жан Приёр и вспоминает в примечании об аналогичном случае с мадам Моннье. Обстоятельства на этот раз немного отличались; вот как рассказывает об этом мадам Симоне, дома у которой все и случилось:

«Это было в тот же самый день (24 января 1984), где-то около 13.30. Я снова позвонила детям, просто перекинуться парой слов. Трубку взяла Мод. Я попросила ее позвать мою вторую дочь, она где-то поблизости, на том же этаже. Не успела она отойти от аппарата (у меня же трубка все время возле уха), как вдруг я замираю от неожиданности: в трубке раздается голос моего отца, он весело восклицает: ”Добрый день, внуки!”. Голос легко узнаваем, хотя и говорит слишком быстро – как всегда бывает при технической транскоммуникации… Мне удалось записать разговор, поэтому потом я проверила все еще и еще раз: это точно был отец. А в голосе его явственно читалась радость» [81].