Екатерина Каликинская - Святитель Лука: факты, документы, воспоминания

Так и случилось. В последние годы, по воспоминаниям внучатых племянников, служить ему было очень тяжело физически, почти невыносимо: «Дома рубашку снимаем – хоть выжми, под снятыми бинтами на ногах – глубокие рубцы, черные голени с блеском. Только вера в Господа давала силы выстоять».

«Сладостью писаний твоих насыщая вся алчущие и жаждущие правды…»

В конце службы владыка всегда произносил чудесную, полную глубоких мыслей и горячих чувств проповедь. Ему был дан Господом дар благовествования слова Божия. Прихожане и те, кто специально приезжал послушать его, уходили после службы глубоко потрясенные, многие со слезами.

Властям это не нравилось. Совет по делам Русской Православной Церкви в докладной в Совет Министров в 1949 году архиепископа Луку охарактеризовал так: «Реакционер и большой фанатик, стремящийся к разжиганию религиозности». В марте 1949 года патриарх Алексий I провел с ним беседу и сделал замечания по поводу проповедей. В ответ на это архиерей сказал: «Я считаю своим долгом как можно чаще проповедовать слово Божие, потому что вижу, как оно действует на людей. Уже собор всех не вмещает, кто хочет послушать меня. Сколько подростков окружает меня! Сколько комсомольцев и комсомолок причащается! Сколько интеллигенции приходит послушать меня! Я объясняю Евангелие и апостольские послания. В них есть немало того, что неприятно неверующим, но я ничего не пропускаю из слова Божия и считаю, что я должен говорить не только приятное, но и неприятное, чтобы заставить людей задуматься над тем, куда они идут. Конечно, я характеризую материализм с надлежащей стороны, как это ни горько слушать атеистам». Однако по настоянию патриарха он согласился ограничиться Святым Писанием и проповедовать только по воскресеньям и большим праздникам.

И все же органы решили, что его «в благоприятный момент при наличии надлежащего повода необходимо подвергнуть изоляции». Это не удалось. Ежедневными проповедями владыка по-прежнему собирал большое количество прихожан. Так, в воскресенье, 23 сентября 1951 года в Алуштинскую церковь пришли сто пятьдесят человек помолиться и услышать его проповедь на Воздвижение Креста Господня. Он снова один стоял за слово Божие против безбожной власти в одичавшей, разоренной в духовном смысле стране.

7 июля 1954 года было подготовлено постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения». Началась крупномасштабная атеистическая пропаганда, в результате которой двери храмов были закрыты. А полуслепой архиепископ продолжал служить в заполненном до отказа кафедральном соборе и проповедовать: «Не бойся, малое стадо! Малое стадо Христово непобедимо, оно ничего не боится, потому что всегда хранит великие слова: Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют ее…» Эта проповедь была мгновенно размножена и дошла до каждого верующего Крыма. Так архиепископ Лука отреагировал на антирелигиозную пропаганду, а при встрече с уполномоченным сказал: «Мне многие говорят, что после пропаганды посещаемость церквей увеличилась».

В 1956 году после сообщения о закрытии Киево-Печерской Лавры владыка в своей проповеди сказал: «Трудно нам нынешним христианам стоять и держаться против буйных ветров безбожия. Но мы устоим».

Свидетельство о смерти архиепископа Луки

Даже после смерти святителя Луки его слова иногда оказывали влияние на всю жизнь человека, подвигая сделать жизненный выбор, они поражали даже неверующих людей. Вот что рассказал в своих воспоминаниях его внучатый племянник Юрий Николаевич Сидоркин: «В 1963 году я служил в армии и уже дослужился до ефрейтора. Как-то раз во время занятий хозяйственными работами на узле связи во время перекура разговорился я со старшиной одного из взводов нашей роты Семеном Хивренко. Вдруг он и говорит: “А ты знал архиепископа Луку, который жил в Симферополе?” И он мне рассказал, что Лука был профессором медицины и что когда его спрашивали, как же он – ученый и верит в Бога, “которого никто не видит”, то Лука отвечал: “А вы свою мать любите?”– “Ну да, конечно. А при чем тут Бог и мать?” – “А при том, – продолжал Лука, – что я не раз во время операции вскрывал и сердце, и мозг, – и нигде любви не видел”. Этот рассказ Семена Хивренко затронул во мне чувства ни с чем не сравнимые. Я, конечно, прекрасно знал этот дедушкин пример, это удивительное сравнение. Он много раз при мне повторял этот образ, иногда немного по-разному. Я сам использовал в жизни не раз эти его слова, но тут было другое. Я был поражен, как этот образ глубоко воспринял Семен – простой сверхсрочник, старшина, как мне казалось, простой и бесхитростный малый. Вот сила Слова, сила Веры! Дедушки уже несколько лет нет на свете, но он как бы испускает особое духовное сияние, реально действующее на людей. В тот момент меня переполнило чувство просветленной радости. Однако я ничего не сказал Семену, что это мой дедушка и что прожил я с ним большую часть своей жизни. Почему? Наверное, не хотелось нарушать таинство моего открытия и силу воздействия дедушкиного слова. Хотя была тут и другая сторона. Все же Хивренко был старшиной взвода нашей роты, и мое “признание” могло выглядеть как желание иметь через старшину какие-то поблажки по службе. Мне показалось, что я могу его поставить в несколько неловкое положение. И все же, несмотря на этот случай, я через несколько лет после окончания службы был поражен, узнав, что Семен Хивренко стал дьяконом, а потом священником. Встретил однажды уже отца Семена. Обнялись и расцеловались как старые армейские товарищи. Вот теперь я уже не таился и рассказал, вспомнив тот давний разговор, что не чужой мне был Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий.

Похороны архиепископа Луки, 1961 г.

С грустью думаю о слишком ранней кончине отца Семена. Как много он сделал и как много мог бы еще сделать! Хочется еще рассказать об отце Семене. Для меня все, что с ним связано, – пример подлинно чудесного духовного воздействия архиепископа Луки. Так вот, случай, что называется. Отец Семен еще не был отцом Семеном, а был доблестным старшиной комендантской роты штаба корпуса (я уже в то время не служил). И приходит в штаб генерал Язов, да-да тот самый – ГКЧП и прочее в будущем. Сообщают ему как-то, что есть, мол, старшина в комендантской роте и – о ужас! – видели его в церкви. Вызывает Язов Хивренко и держит речь: “Я, старшина, закончил два института и говорю тебе: Бога нет! Так что кончай это”. А старшина ему в ответ: “А у вас есть мать, товарищ генерал? Верит она в Бога?” Осерчал генерал, дал распоряжение проревизовать склады, за которые отвечал Хивренко, найти недостачу и старшину посадить. Встречает через какое-то время Язов старшину, удивился: “Как, ты еще не сидишь?” Не смогли отыскать ревизоры недостачи у старшины. А судьба распорядилась сидеть не старшине, а самому генералу Язову за ГКЧП. И был уже тогда старшина отцом Семеном. Видно, запал он в память генералу и даже в семье генеральской его знали. Получает отец Семен письмо от жены Язова. Слезно просит она молиться за несчастного генерала. Вот такая история».