Екатерина Каликинская - Святитель Лука: факты, документы, воспоминания

«Все священные предметы, к архиерейскому сану относящиеся, т. е. панагии, кресты, митры, облачения, – митрополиту Новгородскому и Старорусскому Арсению, медицинские книги и инструменты и рукопись моей книги “Очерки гнойной хирургии”… – сыну моему Михаилу, все прочие книги – сыновьям моим Алексею и Валентину. Кипарисный крест… серо-зеленые четки (память матери)… черные четки из хлеба, находящиеся при мне, – дочери моей Елене. Прочие четки – сыновьям моим, Софии Сергеевне Белецкой и монахиням Лукин и Валентине».

Даже из этого завещания видно, что в этом человеке были неразделимы священническое служение и хирургия. И если первое ему не могли «простить», вторым наконец-то заинтересовались и решили ознакомить заключенного с договором Медгиза на издание его книги «Очерки гнойной хирургии», готовящейся в это время к публикации. В ответ он попросил отпустить его домой для работы над книгой. Будучи на грани жизни и смерти, епископ Лука беспокоился не о себе, а о неоконченной рукописи, так нужной врачам.

Порой его твердость и несгибаемость приводили к ожесточению преследователей. Прихожанка Успенского кафедрального собора Ташкента вспоминала через много лет: «…его, как хулигана, дергали за бороду, плевали ему в лицо. Я как-то невольно вспоминала, что вот так же и над Иисусом Христом издевались, как над ним».

Владыка прошел страшные тюрьмы и лагеря. Один из своих «сроков» он отбывал в Котласе, в лагере Макариха. Там в это время свирепствовала эпидемия сыпного тифа. «Год тому назад в Макарихе… каждый день вырывали большую яму и в конце дня в ней зарывали до семидесяти трупов», – писал позднее святитель. Он работал в тюремной больнице, постоянно рискуя заразиться, но Бог сохранил своего избранника.

Представители власти периодически пробовали смягчить его лестью, видя, что жесткие меры ни к чему не приводят. В Архангельске особоуполномоченный коллегии ГПУ в течение трех недель ежедневно беседовал с епископом Лукой, говорил, что его дело вели «меднолобые дураки», и обещал ему освобождение и кафедру в Москве, если он откажется от своего священного сана. Владыка позднее вспоминал как тяжкий грех, что он дрогнул и написал заявление под влиянием «медовых речей», а также из-за возникшего в то время непонимания между ним и церковным начальством: «При нынешних условиях не считаю возможным продолжать служение… хочу продолжить работу по хирургии. Однако сана епископа я никогда не сниму». Ему дали некоторое время поработать в больнице, но тяжелые сомнения постоянно терзали его, и исповедовать свою веру он никогда не переставал.

Его крестный путь вскоре продолжился. 23 июля 1937 года «черный воронок» увез владыку Луку в тюрьму. Ему был уже 61 год. Обвинение было смехотворным, но разбиралось всерьез. Архиепископ Борис (Шипулин), известный провокатор в среде священнослужителей, показал, что В.Ф. Войно-Ясенецкий вел шпионскую работу в пользу английской разведки. 18 ноября 1937 года епископ Лука начал голодовку, а на третий день написал в НКВД УзССР: «Следователями по моему делу мне предъявлены тягчайшие и крайне позорные обвинения, лишающие меня доброго имени и чести… Я лишен всех прав и всякой цели жизни, т. к. для меня невозможно ни священнослужение, ни работа по хирургии, ни очень важная для меня научная работа, я лишен семьи, свободы и чести…» Реакция власти – допрос конвейером в течение 16 суток.

Это не сломило епископа Луку, и он отвечал следователю на допросах: «Мое враждебное отношение к советской власти определяется не только политическими, но и религиозными убеждениями как епископа. Большевики – враги нашей Православной Церкви, разрушающие церкви и преследующие религию, и враги мои, как одного из активных деятелей Церкви, епископа. Поэтому я не мог не быть врагом советской власти и большевиков, которые, как враги Христа, закрывают церкви и стремятся уничтожить религию. Видя это гонение на Церковь, я был глубоко потрясен этим и принял сначала в 1921 году сан священника и после, в 1923 году, сан епископа, встал на путь активной борьбы с советской властью за укрепление Церкви.

23 февраля, в День Красной армии, чекисты возобновили издевательства… В подвале, в карцере меня мучили несколько дней в очень тяжелых условиях».

Епископ Лука с медицинским персоналом в Красноярске

Дело Войно-Ясенецкого скоро отправили в Москву, а личные вещи святителя сожгли, устроив большой костер. Настоящие бесовские игрища… Других привлеченных по этой статье расстреляли в 1937 году. Такой же была судьба «предателей» в 1938 году.

В 1943 году епископ Лука работал в госпитале в Красноярске, куда его доставили с места ссылки. В этот год исполнилось 20 лет, как он принял священный сан, столько же лет он провел в тюрьмах и ссылках. Никогда не допуская сомнений в правильности выбранного жизненного пути, святитель объяснял в письме к старшему сыну: «Это было начало того тернистого пути, который мне надлежало пройти. Но зато это был и путь славы у Бога».

Телеграмма архиепископа Луки И.В. Сталину с просьбой передать большую часть его премии сиротам войны

После войны, в декабре 1945 года, председатель Тамбовского облисполкома вручил архипастырю-хирургу медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». На что святитель публично заявил, что «помог тысячам раненых… наверняка помог бы еще многим, если бы вы не схватили меня ни за что ни про что… и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей воле». Растерявшийся председатель забормотал, что прошлое пора забыть, а жить надо настоящим и будущим. Его перебил басовитый голос владыки Луки: «Ну, нет уж, извините, не забуду никогда!» Это не означало, что он не может простить – конечно, по-христиански прощал он и врагов. Но забывать такие вещи считал безнравственным.

Почему же в 1946 году владыка принял Сталинскую премию, послал телеграмму Сталину со словом «высокочтимый», носил на рясе значок сталинского лауреата?

Хотя большую часть премии он вернул главе государства с просьбой отдать обездоленным войной детям, а остальное раздал нуждающимся священникам, можно подумать, что он изменил свое отношение к советской власти. Ведь произошли положительные перемены: во время войны был собран Священный Синод, членом которого святитель был избран, стали открывать церкви, возвращать из ссылки уцелевших священников.