Екатерина Каликинская - Святитель Лука: факты, документы, воспоминания

Помню, как произносил он архиерейское возглашение: «Призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей…» Этот возглас является символом обручения архиерея с паствой, после него архиерей выходит на солею. Дедушка выходил и останавливался в точности там, где нужно – будучи полностью слепым.

Родные и внуки святителя Луки, слева направо: Юрий и Нина Павловна Сидоркины, Виктория Феликсовна, Майя и Вера Владимировна Прозоровские

– Вы были со святителем Лукой до самой его смерти и помните его кончину?

– Да, пришло это страшное лето 1961 года. Ничто не предвещало несчастья. Здоровье его, конечно, было плохое, но все было как всегда, даже в конце мая начался разговор о переезде в Алушту. И вдруг температура у него подскочила выше 39 градусов! Весь горит дедушка, пить все время просит… Надеялись, что обойдется, но ему становилось все хуже и хуже. Доктора объявили, что безнадежен, вызвали детей. Приехали все – и Михаил, и Алексей, и Валентин, и Елена. Попрощаться. И недели не прошло, как скончался владыка. Он встретил свою смерть как христианин и мужественный человек. Все полагающиеся обряды, все было соблюдено. Сначала покойный находился в церкви святой Варвары, примыкавшей к дому.

Архиепископ Лука на смертном одре

Там была проделана дверь в алтарь, чтобы владыка мог, спустившись по лестнице, присутствовать на богослужении, когда он не мог служить в соборе. Потом гроб перенесли в собор, была заупокойная служба, множество людей приехало. Милиция пыталась им помешать: когда были поданы автобусы, оказалось, что проводы запрещены властями. Но процессия все же состоялась. Тысячи две пришли проводить владыку.

Могила святителя Луки на кладбище в Симферополе

Когда дедушка умер, я думал, что жизнь его кончилась, и очень скорбел об этом. Но прошли годы, и вот святитель Лука – великий целитель, исповедник, угодник Христов. Он так же служит, так же нужен, так же помогает людям, как и при жизни.

Воспоминания Юрия Николаевича Сидоркина [6]

1. Впервые я увидел В.Ф. в 1946 году. Был конец лета, стояла жара. Пока мы добрались с аэродрома до города, стемнело. После Киева узкие переулочки Симферополя с маленькими тротуарами в непроглядной тьме южной ночи показались необычным фантастическим миром. Улицы не освещались. Немногие счастливцы, вооруженные фонариками, двигались более уверенно. Мне было 6 лет. Я приехал с сестрой В.Ф., Викторией Феликсовной. Теперь мне предстояло жить в Симферополе. Отец моей матери, Павел Феликсович Войно-Ясенецкий, был младшим братом В.Ф. и Виктории Ф. Он погиб во время Гражданской войны. А наши послевоенные обстоятельства, имею в виду мать и брата, складывались настолько плохо, что мы с радостью приняли руку помощи от дедушки Валентина Феликсовича.

Сарай. Лестницы. Ю. Сидоркин

Увидел я его в тот же первый вечер. Мы вошли в неярко освещенную комнату. Из-за стола навстречу поднялся высокий седой человек в светлом подряснике. Лицо его сразу озарилось доброй улыбкой. Помню, он ласково погладил меня по голове, для чего ему надо было наклониться, поскольку я в свои 6 лет тянул не больше чем на 3–4 года. Война, оккупация, Германия, голодный послевоенный Киев… Но теперь было ощущение доброты и заботы.

Свеча и хлеб. Ю. Сидоркин

От улыбки дедушки, его ласковых слов снялось ощущение тревоги, страха, приниженности. Других чувств в свои 6 лет я не знал.

2. Так началась моя жизнь в доме В.Ф. и продолжалась она до лета 1961 года, когда дедушки не стало. На протяжении этих 15 лет я видел дедушку практически каждый день. Вместе с братом (он играл главную роль, будучи на 4 года старше меня) мы сопровождали дедушку на прогулки.

Крыши и купол собора. Ю. Сидоркин

Выходили из дому (Курчатова, 1), далее в сторону городского сада, мимо десятой аптеки через Салгир, до конца улицы Шмидта и назад домой. Все это около часа. Потом, когда улица Шмидта стала более шумной, прогулки были перенесены за город, на 5-й километр Алуштинского шоссе. Ежедневная потребность в движении для поддержания активности, работоспособности сохранялась у В.Ф. до последнего года жизни. Когда ему было уже трудно далеко ходить, он приседал, держась за край стола в своем кабинете. Помню, он как-то вспоминал свое детство и юность в Киеве, как выучился ездить на велосипеде и ездил по квартире вокруг стола, часто сбивая руку о край стола. О себе дедушка рассказывал очень редко. Да и вообще говорил немного. Это не было замкнутостью или высокомерием. Дело было в другом. Видя дедушку иногда по нескольку часов в сутки, в самое разное время, я удивлялся его постоянной сосредоточенности. Трудно вспомнить моменты внутреннего отдыха, не говоря уже о расслабленности или – Боже упаси! – вялости. Постоянная одухотворенность от напряженной сосредоточенности до возвышенной вдохновенности. Хотя нет, все же были и моменты отдыха. Одно время на прогулках дедушка начал нам рассказывать, просто и понятно, Священное Писание. Наверное, такие вот моменты были для него отдыхом. Правда, это было, к сожалению, недолго. Видимо, в целях большей систематичности дедушка передал наши занятия одному священнику, и мы стали учить Закон Божий по гимназическому учебнику.

Небольшая картина, написанная Валентином Войно-Ясенецким в Кишиневе в 1895 году

Оборот картины

3. Говорить о характере В.Ф. в целом очень сложно. Думаю, любой, кто знал его лично, даже при самом небольшом общении, получал какое-то внутреннее ощущение значительности, неординарности, даже исключительности. Подобное можно представить, если высказываются необычные мысли, облеченные в оригинальные формы.

Валентин Войно-Ясенецкий на этюдах в Китаево с другом