Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

Сомнения отягощали мою душу, убивая ее помыслами, что в семейной жизни вряд ли возможно что-либо надежное, а сердце испытывало сильные стеснения от желания телесных наслаждений. Тело страдало от разжжения и меня удерживало от падения лишь опасение того, что в случайных связях многие мои знакомые, потеряв целомудрие, получили взамен заразные болезни. Но воображение безудержно устремлялось к желанным образам, рисуя будущие встречи и последующую семейную жизнь. Оно без конца придумывало эти образы и утомляло ум своим нескончаемым кружением в одном и том же — мечтательных поисках счастья, которые стали моим еженощным кошмаром. Безымянные чувства толкались в груди, будоража кровь.

Пустые развлечения и ночные грезы о неизведанной любви стали переходить в плотские мысли, пугающие меня своей агрессией и натиском. В этом состоянии уныния и томления даже яркий солнечный день казался тусклым и мрачным. Ощущение того, что я не могу справиться со своим внутренним разладом, терзало меня: что такое мои мысли, которые не подчиняются мне и от которых я уже начал уставать? Как справиться с ними и возможно ли это вообще? Я понял, что запустил свой собственный механизм уничтожения. Тот внутренний и сокровенный мир мыслей и воображения, который я считал самым близким и верным другом, предстал передо мной как безжалостный враг и убийца, который не знал пощады и не давал передышки ни днем, ни ночью. Все внутри ныло от неосознанной боли. Мне стало страшно спать без света, потому что по ночам мое ощущение самого себя, мое внутреннее «я» растворялось совершенно и представление о теле в темноте исчезало полностью. То пространство, без границ и края, в котором я себя находил, устрашало своей непознаваемой глубиной, из которой поднимались безпорядочные волны мыслей, неожиданно принимавших злобный облик и источавших ко мне смертельную ненависть.

Если я не хочу думать дурных и гадких мыслей, почему они возникают во мне? Если мне нравится думать и мечтать о добром и чистом душевном состоянии, почему моим мыслям нравится совершенно противоположное? Мне очень хотелось сохранить в себе чистоту, свежесть юности, чистое видение жизни, но что же тогда во мне яростно сопротивляется этому и пытается навязать свою злобную сущность? Где оно, томительное счастье? Безпомощность и страх перед непознанностью своего внутреннего мира начали все больше овладевать мной. Стало совершенно ясно, что если мне не удастся найти выход из этого мысленного кошмара, то все остальные попытки найти счастье в этом безжалостном мире будут совершенно безсмысленными.

Когда я смотрел вокруг и видел беззаботные лица людей, занятых своей жизнью и погруженных в работу или удовольствия, то пытался подражать им, стараясь забыть о своих внутренних проблемах. Но когда я оставался один, то вновь мучительный вопрос поднимался из неведомых глубин души: кто я? Кто это мыслит, говорит, слушает и смотрит внутри меня? То, что находилось во мне и что казалось мной, при пристальном рассмотрении исчезало, и я терял всякую опору в самом себе. Меня внутри не было, и в то же время я находился там, но каким-то иным образом, не так, как прежде представлял себе. И на этом совершенно непредставимом пространстве внутри меня происходило движение мыслей, которые не являлись мной и внушали страх своими непредсказуемыми и злобными нападками, перед которыми я оказался совершенно беззащитен. Я решил осторожно высказать свои мучительные недоумения дома:

— Мама, возможно я заболел! Мне почему-то очень плохо…

Она внимательно посмотрела на меня:

— Да ну тебя! Ты выглядишь нормально, не выдумывай чепухи!

Не желая больше огорчать ее, я замолчал, и мне стало понятно, что собрав все свои силы, придется биться одному за себя, чтобы выжить. Господи, Ты увидел, что я запутался, запутался тяжко и не находил выхода. С родителями говорить о своих мучениях оказалось стыдно, друзья иронизировали, а сердце непрерывно стонало и горело от нескончаемых страданий, причиняемых ему необузданными дикими помыслами. Прости меня, Боже, ведь я знал, что есть Церковь Твоя и есть храмы Твои, которые я посещал в детстве. Но теперь, одурманенный своей безрассудной юностью, я приходил к храму Твоему лишь на Пасху и только из любопытства, для того, чтобы посмотреть на Пасхальный крестный ход и послушать пение певчих. Хотя душу инстинктивно влекла благодать Твоя, но жажда развлечений была еще очень сильна во мне, а неверие в то, что в Церкви я смогу найти себе помощь и поддержку, препятствовало соединению с ней.

До последнего предела сердце человеческое, стремясь к истине, которую еще не знает, но которая единственно ему и нужна, не хотело оставить ложь мира сего, ибо привыкло к ней, пусть даже зло убивало это сердце, опутав его привязанностями. Душа моя тонула в безпорядочных мыслях, то прекрасных, то отвратительных, но какими бы они ни представлялись, все они, безплодные и безблагодатные, отравляли ее, словно ядом. Здравый смысл понуждал меня отречься от всех этих мыслей и искать то, что находилось за ними, но нелепая и страстная привязанность к умственным фантазиям и мечтаниям, которые я считал мысленными «утешениями», держали душу мою в плену заблуждений. Душа пыталась оставить воображение и мечтательность, но, к своему ужасу и омерзению, увидела, что эти дурные привычки запутавшегося ума сами начали удерживать ее, страшные, безпринципные и отвратительные, не давая вере в Божественную помощь найти место в моей мятущейся душе.

Словно светлый луч с небес, пришло в сердце разумение, что новая жизнь никогда не родится там, где властвуют дурные мысли и испорченное воображение, и что этот переход в область веры и благодати лежит через полный отказ от мысленных фантазий, чего бы мне это ни стоило. И мне всей душой захотелось постичь эту иную, благодатную жизнь, а не только строить догадки о том, что она собой представляет. Поэтому все свое внимание и волю я обратил к тому, что таинственно существовало за пределами мыслей, куда позвала мое сердце покаянная молитва, где не возникало мысленных фантазий и их нелепых призраков, где, пусть пока еще тускло, брезжил свет иной жизни — духовной, где мне пока еще предстояло биться в одиночку.

То, о чем я пишу Тебе, Боже, возможно будет смешным и нелепым в глазах людей, что же, я потерплю это с Твоей помощью. Но если найдется в целом мире хотя бы одна душа, которая поймет и примет мои скорби, скорби мучительных поисков Бога, как свои собственные, пусть помолится обо мне Твоему милосердию, Христе мой, ибо души наши знают, что ищем мы в Тебе, Единственном, ценою наших жизней, ибо Ты — истинный Владыка и Господь наших сердец.