Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

— Если хочешь, — сказал художник, — зайдем к моей маме, где я храню свою коллекцию пластинок, и я дам тебе послушать музыку Баха.

Я немного слышал об этом композиторе и знал, что он писал органные произведения, но в музыкальных магазинах того времени трудно было достать хорошие пластинки, тем более настоящую классическую музыку.

Принеся домой пластинки с записями органных прелюдий и фуг Баха, я взял напрокат проигрыватель. Как только прозвучали первые аккорды невероятно прекрасной музыки, мне стало понятно, что в моей жизни начался переход к новому, более содержательному этапу, в котором классическая музыка может стать серьезной опорой.

Затем я взял у моего друга «Бранденбургские концерты», Кантаты, а также «Страсти по Иоанну» и «Страсти по Матфею». Вокальные Кантаты мне очень понравились, хотя тексты оставались непонятными, а вот записи Страстей подняли в душе моей что-то такое глубоко покаянное, что без слез слушать их было просто невозможно.

— О чем поется в Кантатах и в Страстях? — поинтересовался я, возвращая пластинки.

— В Кантатах содержатся тексты из Священного Писания, а в Страстях рассказывается о страданиях Христа, которые описаны в Евангелии.

— А как мне прочитать Евангелие? — задал я вопрос, не надеясь, что это возможно.

В университетской библиотеке мне дали понять, что Евангелие и Библия студентам на руки не выдаются, только «специалистам», имеющим специальный допуск.

— Я дам почитать тебе Библию, в которой есть Евангелие, оно называется Новый Завет, только ты верни мне эту книгу, пожалуйста, когда прочитаешь.

Художник вынес мне Библию, завернутую в платок, и с благоговением вручил ее мне.

Слава Тебе и хвала, Господи Иисусе Христе, за любезное сердцу Евангелие, источник жизни, силы и благодати! Своим святым словом Ты изменяешь дурное устроение души и она отвращается от зла и греха, как от мерзости запустения, куда успела впасть по причине прочно укоренившегося в ней невежества. Когда я пришел с Библией домой и вошел в свою комнату, мне показалось, что я принес самое драгоценное сокровище, которое Бог сподобил держать в моих руках. Открыв первую страницу Нового Завета, Евангелие от Матфея, я с головой погрузился в чтение…

Нет, это было не чтение, это был слезный поток, безостановочно струившийся из моих глаз. Никогда еще не приходилось мне так сладостно рыдать над книгой. Если и возникали у меня прежде горькие рыдания о безысходности непонятной и непонятой мною жизни, то теперь все существо мое извергало реки сладких слез, слез облегчения от страшной тяжести, долгое время угнетавшей и убивавшей его. Душа разрешилась горячими рыданиями, избавившись от гнета своего одинокого существования. Наконец, сердце мое нашло истинный свет, пока еще являвшийся для меня светом знакомства и сближения с высочайшей Истиной, словами действительной правды, оставленными Самим Богом на нашей земле, политой слезами безчисленных поколений страдавших и страдающих людей, подобных мне, — заблудившихся сынов человеческих.

Рыдания очистили мою душу, успокоили, и до некоторой степени просветили ее. Она чутьем ощутила истинность евангельских слов, и в нее вошло нечто иное, заставившее ее трепетать неизведанной мною до сей поры чистой радостью от присутствия живой веры, которая осязаемо начала жить в сердце и уже не покидала его. «Боже, неужели я стал верующим?» — шептал я в своей комнате и слезы снова орошали мое лицо. Затем я попробовал читать Ветхий Завет и поразился силе его высказываний и художественной мощи повествования, но понял, что эта книга требует неспешного чтения и порождает множество вопросов. Поэтому я вновь вернулся к Новому Завету, читая и перечитывая живительные слова и притчи Христа.

Когда я встретился с художником, то взволнованно сказал ему, с огромным чувством благодарности:

— Знаешь, Анатолий, мне кажется, я становлюсь верующим!

— Вот и слава Богу! — порадовался он. — Как бы там ни было, идею добра остановить невозможно, как тьме не остановить свет. Если в человеке возникает идея стать добрым, то ее ничто и никогда уже скрыть не сможет. Ты, вот что, приходи ко мне в сад, там и поговорим, и добавил: — Тебе нужно начать ходить в церковь…

— А к церкви я еще как-то не готов… — признался я в смущении.

— Что же, значит нужно еще некоторое время, чтобы стать готовым… — заметил мой первый наставник во Христе.

Художник подробно объяснил, как найти их домик: он жил с женой на садовом участке, расположенном на холмах, рядом с Ботаническим садом.

Вечером я отправился искать дом моего друга. Огромная садовая застройка представляла собой лабиринт улиц с маленькими строениями, в которых никто не жил. Благодаря подробным объяснением Анатолия, найти жилье оказалось нетрудным. Их убогий домик оказался совсем крохотным: он состоял из маленькой кухоньки и одной жилой комнаты. По стенам висели картины художника, в основном, очень неплохие пейзажи русской природы. Он представил меня своей жене, худенькой и скромной женщине, вышедшей встретить меня с младенцем на руках. Пораженный их бедностью, я принялся хвалить красоту окружающего вида. Мой друг расспросил меня, как и где я живу, что читаю, но так как самым сильным для меня впечатлением стало Евангелие, то только об этом впечатлении я и говорил.

— Старайся постоянно читать Евангелие, — посоветовал мне Анатолий. — Но нужно еще уметь молиться…

— Молиться я умею! — не удержавшись, похвастался я.

— А как ты молишься?

— Говорю «Господи, помилуй!»

— Этого мало, нужно обязательно выучить молитву из Евангелия, которая называется «Отче наш». Ее дал людям Христос.

Я пообещал это сделать непременно. Наставник задумчиво посмотрел на меня, как бы испытывая мое расположение:

— Есть одна сильная православная молитва, мы с женой читаем ее, когда нам бывает трудно. Она называется Иисусовой молитвой…

— Расскажи мне о ней, прошу тебя! — загорелся я.

— Тогда слушай внимательно и запомни эти слова на всю жизнь: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» — раздельно и четко выговаривая каждое слово, произнес мой учитель.

— И это все? — удивленно протянул я.

— Да, все. Но сила у этой молитвы великая, со временем ты сам это узнаешь! Эту Иисусову молитву дал мне один старый монах, он скрытно живет в миру в затворе и ни с кем не встречается. Об этом, прошу тебя, никому не говори…

Я поклялся хранить тайну, взволнованный услышанным.

Мы помолчали. Мой друг углубился в себя. Видно было, что он хотел поведать мне еще что-то, но не знал, можно ли мне доверять. Наконец, он заговорил, строго глядя мне в глаза:

— Помнишь мой совет тебе, что нужно ходить в церковь?