Алексей Фомин - Неслучайные «случайности». Новые истории о Промысле Божьем

Отслужив в армии, я поступил на актерский факультет Воронежского института искусств, и у меня начался период очень затяжной и тяжелой депрессии. Интуитивно я почувствовал, что чего-то в моей жизни не хватает. Как-то я зашел в храм и ощутил необыкновенную легкость и радость. С этого момента меня стало тянуть в церковь, хотя я даже толком не знал, как молиться. На этой стадии внутренних поисков я был не очень разборчив в своих увлечениях.

Например, когда я переехал в Питер, то стал серьезно интересоваться восточным театром, а отсюда – и восточной философией. Я много читал и даже чувствовал себя хорошо подкованным в различных духовных вопросах. Разумеется, эти мои увлечения уводили меня в сторону от христианства, но в то же время я стал четко осознавать, что жизнь – это не просто череда случайностей, а цепь промыслительных событий, которые ведут человека к какой-то цели. Постепенно я стал интересоваться и православием, но меня сильно волновал вопрос, может ли церковный человек заниматься театром. Я читал книги по христианской философии и богословию – отца Сергия Булгакова, отца Павла Флоренского, Николая Бердяева, – и все это меня очень интересовало, однако оставалось и множество сомнений. Например, я не понимал, почему после посещения храма у меня буквально все валилось из рук в моей режиссерской работе (тогда у меня была своя небольшая театральная студия, где мы ставили спектакли)…

В это время я случайно познакомился с молодым человеком, который учился в питерской семинарии, мы стали близко общаться. Он приходил в мою коммуналку, где собиралось множество народа из актерской среды, и мы устраивали настоящие богословские дискуссии. Поскольку я был хорошо начитан и подкован во всяких тонкостях восточной философии, то всякий раз одерживал верх в наших спорах. Я утверждал, что к спасению и совершенству ведут разные религии и духовные практики, приводил множество аргументов. Когда ему уже нечего было мне возразить, то я вдруг начинал чувствовать, что побеждал его лишь на формальном уровне, а правда все равно остается на его стороне.

Приблизительно в это же время я впервые причастился. Это было 31 декабря, в храме на Смоленском кладбище, где находятся мощи блаженной Ксении Петербургской. Я помню, что был сильно разочарован, когда попал на общую исповедь и вместо длительной беседы со священником получил отпущение грехов просто так, почти ничего не сказав. Я ждал от исповеди серьезного и подробного разговора – с переосмыслением всей моей жизни. Но батюшка лишь прочитал надо мной разрешительную молитву и отправил причащаться. Вечером я пришел в очень шумную компанию – отмечать Новый год. Помню, что сел за стол и поймал в себе ощущение счастья – то состояние, к которому всегда подсознательно стремишься, но не можешь определить, в чем именно оно должно выражаться. Это было ощущение полноты жизни. Оно не было связано ни с бурным весельем вокруг по поводу Нового года, ни с каким-то предстоящим событием… И я стал думать, откуда же во мне эта неизъяснимая благодать. Тут вдруг я вспомнил, что сегодня причастился, и мне стало все ясно. Причем, как только я начинал участвовать в веселье, я чувствовал, что это состояние от меня уходит. Просидев с друзьями не более часа, я пошел домой, чтобы не расплескать впустую, не растратить это ощущение. Помню, что я долго сидел в полном одиночестве и прислушивался к себе, к тому состоянию, которое меня посетило… Я подумал: теперь у меня есть маяк, есть направление дальнейшего пути, и это, конечно, Церковь!

Я продолжал общаться с моим новым другом-семинаристом. Вспоминаю, как он стыдил меня за курение: вот ты говоришь о свободе, увещевал он, а сам не можешь избавиться от рабства этой ничтожной привычке! Как-то он вернулся из Печор и стал с восторгом рассказывать о своей поездке, о монастыре, об отце Иоанне (Крестьянкине), который задарил его книгами и конфетами. Я загорелся туда поехать, тем более что о Печорах я уже много слышал и от других людей. И я наконец собрался: по какому-то мистическому стечению обстоятельств это тоже произошло 31 декабря – ровно через год после моего первого причастия. Интересно, что я опаздывал на поезд, но как раз в тот день отправление поезда задержалось на пять минут. Помню, как ранним морозным утром я подошел к монастырю и сразу же увидел крест Михайловского собора, который как-то неправдоподобно отсвечивал, словно освещая мой путь. Вообще, все мне представлялось каким-то чудесным, удивительным, сверхъестественным – и иконы на улице, перед которыми горели лампады, и тени монахов и старушек, собиравшихся на братский молебен. Меня разместили вместе с другими паломниками в одной из келий, где я собирался прожить неделю, но смог остаться лишь на два дня – настолько острым и даже невыносимым было для меня то чувство благодати, которое меня переполняло. Я попал на беседу с отцом Адрианом, который мне очень помог. Тогда самым неразрешимым вопросом для меня был тот способ, с помощью которого в православии можно достичь совершенства. На все мои сомнения отец Адриан отвечал лишь одним словом: молись! После нашего разговора сначала я был даже в некотором недоумении и замешательстве: мне показалось, что батюшка не сказал мне ничего принципиально нового и ценного. Но в какой-то момент меня осенило: молитва – это и есть тот способ, который может разрешить все мои внутренние проблемы и сомнения. Не знаю, как молиться? Буду молиться о том, чтобы Господь наставил меня в молитве! Не знаю, как достичь совершенства? Буду просить об этом Господа! Это понимание было для меня необыкновенным прорывом вперед: именно тогда у меня началась по-настоящему живая молитва к Богу.

Вернувшись в Питер, я почувствовал, что уже не могу жить своей привычной жизнью, не могу работать с актерами. Я рассудил так: если Богу будет угодно, чтобы я остался в театре, то я все равно рано или поздно туда приду. Но я туда больше не вернулся, устроился гардеробщиком в школе и постепенно отходил от моих прежних интересов. Летом я поступил в семинарию, а потом как-то органично пришел к решению стать монахом.

Через несколько лет, когда я был уже иеродиаконом Псково-Печерского монастыря, мне предложили рукополагаться в иеромонахи именно 31 декабря, то есть в день моего первого причастия и первого приезда в Печоры. Хотя я понимал, что в моей судьбе это совершенно особый день, но все же чувствовал, что еще не готов к хиротонии. Наместник, узнав о моих сомнениях, хотя и позволил мне самому решать, соглашаться на этот шаг или нет, все же отправил меня во Псков, к Владыке. В машине я нашел крест и все необходимые для хиротонии предметы, предусмотрительно приготовленные для Таинства, и понял, что в этот день ничего для меня просто так не бывает. 31 декабря меня действительно рукоположили. Удивительно, что в том пейзаже, который открылся мне, когда я шел через замерзшую реку по протоптанной тропинке на хиротонию к Псковскому кремлю, я узнал изображение на картинке, висевшей в моей комнате, в родительском доме, на протяжении многих лет. Теперь эта картинка висит в моей келье…